"Здесь все по-другому: другие дома, другие улицы, другие люди, другая еда - словом, кажется, что я переехала в другую часть мира". - Н.М. Карамзин. «Письмо русского путешественника"
«Он в Лондоне, столице всех радостей и всех невзгод человеческого моря, где новичку грозят превратности. Хотя наш герой повидал чужие земли и был богат некоторым опытом, но земля, где он теперь сияет плохо понимают все иностранцы». - Джордж Гордон Байрон. "Дон Жуан".
Так Николай Михайлович Карамзин, продолживший, вернее, завершивший свое европейское путешествие летом 1790 года, высадился на берегах туманного Альбиона.
"Мы можем дать обзор любой страны, определить степень ее благополучия, температуры летом и весной, особенности климата, питания. Это труднее всего - признаемся, о Великобритания! Столько живет львов и бизонов всех пород в этом королевском зверинце!" писал лорд Байрон.
Николай Михайлович Карамзин (1766 - 1826) - русский историк, поэт и писатель. Дело всей жизни, прославившее его имя, — знаменитая «История Государства Российского». Не все знают, что в молодости Н. М. Карамзин совершил длительное путешествие по Европе, впечатления от которого изложил в модной тогда эпистолярии. Его «Письма русского путешественника», впоследствии несколько раз переиздававшиеся, были впервые опубликованы в 1791–1792 годах в «Московском журнале», издателем которого был сам Карамзин.
Высадившись на британском берегу, в порту Дувра, Карамзин сразу же столкнулся с местными обычаями, которые он не мог не признать слишком грубыми и бесцеремонными для цивилизованной страны.
«Когда я подошел к таверне, где мы остановились на ночь, в первой комнате меня окружили семь или восемь человек, очень плохо одетых, которые грубым голосом требовали денег. Один сказал: «Дай мне шиллинг, чтобы я дал тебе руку» когда вы сошли с пакетбота»; другой: «Дайте мне шиллинг, чтобы я поднял носовой платок, когда вы уронили его на землю»; третий: «Дайте мне два шиллинга, чтобы отнести ваш сундук в гостиницу», — пишет писатель — Четвертый, пятый, шестой — все требовали, все заявляли о своих правах на мой кошелек, но я бросил на землю два шиллинга и оставил их".
-- Судите сами, любят ли здесь деньги и дешево ли оценивают англичане свой труд? - обращается он к своим читателям с риторическим вопросом.
Однако первое, довольно непривлекательное впечатление, по-видимому, не сильно повлияло на восторженное отношение русского путешественника к увиденному в стране, считавшейся, как и многие его соотечественники, форпостом свободы и прогресса.
"Какая толпа! Какая активность! И притом какой порядок! Все представляет собой какое-то довольство, если не роскошь, то изобилие. Ни один предмет от Дувра до Лондона не напомнил мне о человеческой бедности" (может быть, процветание страны, но, вполне относительно, может напомнить или навести на мысли об эгоизме, жадности и эксплуатации Великобритании другими народами?).
Лондон с населением, приближающимся к миллиону, был, наряду с Парижем, одним из двух европейских городов, которые он больше всего хотел посетить, пишет Карамзин.
Путешественник отмечает, что: «Если величие состоит в огромных зданиях, которые, как гранитные скалы, гордо возвышаются к небу, то Лондон вовсе не великолепен. Пройдя двадцать или тридцать лучших улиц, я не увидел ни величественных палат, ни один большой дом".
Однако у Лондона есть свои уникальные достоинства. «Длинные, широкие, гладко вымощенные улицы, дорожки, вымощенные крупными камнями для пешеходов, двери домов из красного дерева, вощеные и блестящие, как зеркало, непрерывная линия фонарей с обеих сторон, красивые места, где то ли статуи, то ли другие исторические памятники; под домами - богатые магазины, где сквозь стеклянные двери, с улицы, видишь много всяких товаров; редкая чистота, опрятность в одежде самых простых людей и некое общее благоустройство всех предметов - образуют картину неописуемой приятности, и ты сто раз повторяешь: "Лондон прекрасен!" Какая разница с Парижем! Там величие и мерзость, здесь простота с поразительной чистотой; там роскошь и нищета в вечном противопоставлении, здесь единообразие всеобщего благополучия".
Видимо, желая сделать комплимент городу и его жителям, Карамзин явно преувеличивал достаток городского населения и преуменьшал уровень социального неравенства - если Париж того времени (на улицах которого как раз разворачивались события Французской революции тогда) казался «городом контрастов», затем Лондон, хотя и в меньшей степени, тоже был таковым, в чем вскоре должен был убедиться и сам Карамзин, что называется, «воочию".
Почти сразу после приезда Карамзин отправился на концерт в Вестминстерское аббатство, чтобы послушать ораторию Генделя, и не только насладился музыкой, но и имел возможность увидеть царскую семью.
"У всех добродушные лица, и больше немецкие, чем английские. Король имеет самую здоровую внешность; в нем нет и следа прежней болезни. Уоллис хороший человек, только слишком толстый".
Принц Уэльский (или, точнее, Уэльский) — будущий король Георг IV (1762 — 1830). Формально он стал королем Великобритании и Ганновера в 1820 г., фактически возглавив страну (не будем забывать, что в то время Британия уже не была абсолютной монархией) еще раньше, когда обострилось психическое заболевание его отца, Георга III. (о ней действовало упоминает Карамзин). В 1811 году Георг III был объявлен недееспособным, а его старший сын был провозглашен принцем-регентом.
Следует отметить, что Джордж и как принц-регент, и как король был крайне непопулярен в обществе. Его обвиняли, и не без оснований, если не всеми, то в нескольких смертных грехах — расточительности, разврате и чревоугодии, причем последнее составляло одну из главных его страстей («Слишком толстый», — отмечал Карамзин). Русскому путешественнику Георг понравился. Однако принц был еще совсем молод, и даже лорд Байрон, впоследствии пустивший в него немало сатирических стрел, нарисовал такой портрет Джорджа в поэме «Дон Жуан:
Хуан тоже видел принца; в эти годы "князь всех князей" в расцвете юности
Он блистал величием королевского рода, Он совсем не походил на щеголя;
Он привлекал к себе сердца людей и был благосклонен к своим подданным.
Он выглядел полным, превосходным джентльменом с головы до ног.
Темза, главная водная артерия Лондона, Карамзина не впечатлила. «Темза, величественная и прекрасная, вовсе не служит для украшения города, не имея хорошей набережной (как Нева в Петербурге или Рона в Лионе) и застроена с обеих сторон отвратительными домами, где самых бедных жителей Лондона, ищущих убежища, на берегу была устроена терраса (называемая Адельфи), и, к сожалению, в одном из них, где река совсем не видна под множеством лодок, груженных углем".
Однако путешественник, все еще очарованный Лондоном, тут же спешит дать бесплатную бронь, что:
«И в этой неопрятной части города вы повсюду найдете богатые магазины и лавки, наполненные всевозможными товарами, индейскими и американскими сокровищами, которые здесь хранились несколько лет на всю Европу".
Карамзин с удовольствием ходил по улицам и тротуарам большого города и постепенно стал подмечать поражавшие его детали пейзажа. Среди прочего, его раздражало, что во время прогулки:
"У ног постоянно видишь проемы, которые закрываются на ночь, а не всегда днем, и если хоть немного подумать, то можно пройти в них, как в ловушку. Каждый проем служит окном для кухни или для какая-нибудь таверна, или уголь, или вот лесенка, чтобы спуститься. Надо знать, что все лондонские дома построены с подземной частью, где обычно есть кухня, подвал и какие-то другие очень тусклые верхние комнаты для прислуги, девицы, бедняки. В Париже бедность лезет под облака, на чердак; а здесь опускается на землю. Можно сказать, что в Париже бедняков носят на головах, а здесь их топчут ногами" (Больше недавно, сравнивая Париж и Лондон, он писал, что: «в вечных противоречиях есть роскошь и нищета, здесь единообразие всеобщего благополучия», но, приглядевшись, «зачарованный странник» начинает понимать, что все далеко не так так просто).
Подобно современным туристам, он проводил много времени, рассматривая товары, выставленные в магазинах; его особое внимание привлекли «забавные карикатуры, вывешенные на дверях типографий». Он отмечает: «Как француз напишет песню о безопасности, так англичанин на все изобретет карикатуру» (а одной из излюбленных мишеней карикатуристов был король и его сын, будущий принц-регент).
Карамзин часто обедал с послом "господином SR V*, умным, степенным, любезным человеком, живущим чисто по-английски, любящим англичан и любимым ими. Я всегда застаю у него человек пять-шесть, в основном министров иностранных дел Манера графа приятна и любвеобильна, без излишней краткости".
Посол с не слишком загадочными инициалами "господин SR V" - это, несомненно, граф Семен Романович Воронцов (1744 - 1832) с 1784 по 1806 год, служивший русским послом в Великобритании и считающийся одним из виднейших русских англофилов.
Однако в его долгой, более чем 20-летней карьере посла был небольшой перерыв. В 1800 г. Павел I взял курс на сближение с наполеоновской Францией, и пробритански настроенный Воронцов ушел в отставку (с разрешением остаться в Лондоне); в начале следующего года его имущество в России было объявлено конфискованным. Вскоре последовал государственный переворот, Павел был убит (как писали, не без помощи англичан), а новый император Александр I, в соответствии с известным принципом «у меня все будет, как у меня бабушка», отменил приказ о конфискации и вновь назначил Воронцова послом в Лондоне.
Судя по всему, Карамзин, несмотря на знание французского языка, имевшего в то время статус «языка межнационального общения», столкнулся в Великобритании с тем, что принято называть «языковыми барьерами".
Он замечает, что: «Все благовоспитанные англичане знают французский, но говорить на нем не будут, и я теперь очень сожалею, что так плохо знаю английский".
Это наблюдение дает Карамзину повод начать рассуждения, в которых можно разглядеть контуры системы идей будущего автора «Истории государства Российского».
"Какая разница с нами!... В нашем так называемом хорошем обществе, без французского языка, вы будете глухими и немыми. Вам не стыдно? Как не иметь национальной гордости? Зачем быть вместе попугаями и обезьянами - хуже других;надо только,чтобы наши интеллигентные светские люди,особенно красавицы,искали выражения своих мыслей.Самое смешное мне,это наши остроумцы,которые хотят быть французскими писателями.Бедняжки!Они рады,что француз будет говорят о них: «Pour un etranger, Monsieur n'ecrit pas mal!» (Для иностранца-с, хорошо пишете!).
Карамзин признает, что в Лондоне меньше достопримечательностей, достойных внимания, чем в Париже, «но есть на что посмотреть, и каждый день я провожу по нескольку часов, осматривая здания, общественные учреждения, конторы; например, сегодня я видел. редкую коллекцию древности (т.е древности, главным образом египетские)".
Сент-Джеймсский дворец (служивший тогда главной резиденцией королевского двора), равно как и другие лондонские дворцы и постройки, не произвели на путешественника сильного впечатления, и, назвав его «самым бедным в Европе», он добавил: «Глядя на при нем великолепный мужчина не был бы английским монархом.И нет там ничего королевского внутри.Здесь король обычно показывается министрам иностранных дел и публике,но живет в королевском дворце,Букингемхаус" (т.е. Букингемский дворец).
Побывал Карамзин и в знаменитой тюрьме Ньюгейт в Лондоне.
"Из городского суда был проделан подземный ход в Невгат, восхитительную темницу, название которой я впервые узнал из английских романов. Здание большое и красивое снаружи. Во дворе нас со всех сторон окружили заключенные, главным образом важных преступников, и требовал милостыню.Зная, что на улицах Лондона надо постоянно следить за часами и держать в руке кошелек, я тотчас же схватился за карманы среди разоблаченных воров и разбойников, но тюремщик, заметив мое движение, сказал с возмущенный вид: «Милорд! Рассыпьте вокруг себя гинеи, здесь их нельзя трогать: таков порядок, который я установил".
Некоторые особенности ньюгейтского тюремного режима вызывали у чувствительного Карамзина негодование.
"В Невгате сидят не только уголовники, но и бедные должники: их от первых отделяет одна стена. Ужасно такое соседство! Невгатом)"
Русскому путешественнику известен тот факт, что: «Правительство с некоторых пор отправляло каторжников в колонию Ботани-Бей (Австралия), и потому Невгат зовется ее порогом; но не покажется ли вам странным, что кто-то скорее будет с честью повешен в Англии, чем плыть так далеко: «Мы любим, — говорят они, — наше отечество, и не терпим дурного общества".
Русско-английская торговля в те времена процветала, и вскоре Карамзин получил возможность говорить по-русски.
«У Биржи много кофеен, где купцы завтракают и пишут. Господин С* ввел меня в одну из них — вообразите мое удивление: все люди говорили со мной по-русски! передача какой-то волшебной веточки на мое отечество. Выяснилось, что в этом доме собираются купцы, торговавшие с Россией, все они жили в Петербурге, знают наш язык и ласкали меня по-своему".
Неудивительно, что гостю в британской столице довелось познакомиться с лондонскими ворами.
«Вдруг мы видим, что наш друг очень весело с кем-то разговаривает, смеется, разговаривает — и вдруг онемел, побледнел от ужаса… Что это?.. Из его кармана украли деньги, которые он постоянно держал рукой, но, разговаривая с незнакомцем, наш оратор хотел сделать выразительный жест, вынул руку из кармана и через две секунды не обнаружил в ней кошелька.Полюбуйтесь искусством местных воров!Мы посоветовали бедному NN не брать деньги; он не слушал".
Карамзин пришел к выводу, что демократия имеет свои недостатки, одним из которых является тот факт, что лондонский преступный мир процветает.
"Нигде воров не терпят так явно, как в Лондоне; здесь они имеют свои клубы, свои таверны и делятся на разные классы: на пехоту и кавалерию, на домовых и карманников. Англичане боятся строгой полиции и хотят, чтобы их грабили лучше, чем видеть повсюду охранников, бастующих и живущих в городе, как в таборе.Но они принимают меры предосторожности: денег много не носят и не носят с собой и редко выходят ночью, особенно за город.Мы, русские, решили однажды в одиннадцать часов утра ехать на Воксал.Ну а выезжая из города мы увидели что за нашей коляской сидят пять человек с ужасными рожами,мы остановились,прогнали их,но по совету благоразумия , повернув назад, злодеи могли настигнуть нас на поле и ограбить".
Может быть, он преувеличивал, пересказывая слухи и мещанские сплетни? Но о том же пишет и другой русский путешественник, некто П.И. Макарова, посетившего Лондон десятью годами позже. В своих заметках «Русский в Лондоне, или письма к моим друзьям», опубликованных в 1804 году в журнале «Вестник Европы» (и снова любимого в то время эпистолярного жанра), он говорит:
"Англия кишит ворами. Путешественникам часто приходится выносить настоящие бои на больших дорогах.
Обратите внимание: Самое популярное блюдо в Иркутске: позы. Пробую и рассказываю о впечатлениях и о рецепте.
В Лондоне, на главных улицах, в десять и одиннадцать вечера, при свете фонарей, в присутствии толпы великих людей,денег и вещей отнимают так же свободно,как в лесу!Флегматичные люди проходят мимо,видят,и хладнокровно продолжают свой путь без остановки.Ограбления такого рода всегда происходят под видом драки.Ибо простого воровства сошлют в Ботаническую бухту, как жестоко вешают — и ничего не удерживается! Но моя барыня права: к чему нельзя привыкнуть!"Карамзин так и не овладел английским языком, но не мог отказать себе в удовольствии рассказать о нем:
«Он легче и проще всех на свете, почти совсем не имеет грамматики (?!), и кто знает частицы и, знает склонения; кто знает will и schall, знает спряжения; все неправильные глаголы можно затвердеть на в день. Но вы, читавший, как азбуку, Робертсона и Филдинга, даже Томсона и Шекспира, будете нем и глух с английским, то есть ни вы, ни вы их не поймете. Английское произношение так трудно, и оно так трудно слышать слово, что знаешь глазами!Я понимаю все, что мне хотят написать, а в разговоре приходится догадываться... В общем, английский язык грубый, неприятный на слух, но богатый и всячески перерабатываются для написания - богатые добычей или (чтобы не оскорблять британскую гордость) взятые у других. Все выученные и в основном нравоучительные слова взяты из французского или латинского, а корневые глаголы из немецкого".
Но не только английский разочаровал Карамзина. Похоже, первое впечатление «заколдованного странника» о благополучии англичан и жителей Лондона и образцовом порядке, царившем в стране, постепенно начало тускнеть.
«Хочешь, чтобы душа твоя тревожилась, загляни ночью в подпольные кабаки или питейные дома, где веселится подлая лондонская толпа! — Такова судьба гражданского общества: хорошо сверху, посредине, но не Не смотрите вниз. Дрожжи и в самом лучшем вине так же противны на вкус, как и в худшем."
Лондонское дно оказалось не лучше парижского.
«Зло как зло: я вам тоже скажу, что я видел больше ужасов разврата на вечерних улицах Лондона, чем в девушках самого Парижа! Подумай, какие стервы, к которым материнские уроды приводят своих дочерей, чтобы показать и пердеть!"
Другой русский гость в Лондоне, бывший артиллерийский офицер, ставший журналистом и писателем, П.И. Макаров в своих письмах:
«Нигде в мире нет такого разврата, как в Лондоне. Ночью на всех улицах видишь много жриц Венеры. Вчера я очень поздно шел домой через Сент-Джеймс-парк: меня остановила красивая девушка лет семнадцати. - "Деньги" - Сколько? - "Полкроны" - Вот целая корона. Прощай никакой милостыни, — повторила она три раза. Я дал ей гинею чуть ли не силой, вырвался и ушел. Я думаю, она подумала, что я сошел с ума".
Карамзину не нравилось самодовольство (которое иногда благородно называют «самолюбием» англичан).
«Вообще англичане считают нас, чужих, какими-то несовершенными, несчастными людьми. «Не трогайте его, — говорят здесь на улице, — он чужой», то есть: «Это бедный человек» или младенец".
Макаров пишет о том же:
"Частные люди очень неблагосклонны к иностранцам. Родиться не англичанином и быть честным человеком кажется им непонятным противоречием. Думая таким образом, они принимают иностранца холодно, с видом презрения, с явным желанием избегайте его знакомства. «Особый, исключительный случай создаст хорошее мнение об иностранце, тогда англичанин будет его искренним и самым верным другом. Но можно прожить несколько лет и не дождаться такого события; между тем сухой прием лишает человека самого терпеливого желания искать дружбы".
Сельская Англия, в которой он тоже побывал, понравилась Карамзину гораздо больше, чем городская («Вкус, изгнанный из Лондона, живет и правит в английских деревнях», — отмечает он).
"Когда я видел и слышал, как скромно живут богатые господа в столице, я не мог понять, на что они живут, но когда я вижу их дома в деревне, я понимаю, как им может не хватать даже двухсоттысячного дохода. Огромные замки, сады , требующий много в содержании рук, лошадей, собак, каникулы в деревне - вот великое поле их расточительности! Русский в столице и в путешествиях разоряется, англичанин экономит. Живя в Лондоне только по приезду, джентльмен не считает себя обязанным приглашать гостей, не стыдится ходить пешком обедать в старом пальто принца Уоллиса (лица уже не совсем нам неизвестного) и ездить на простой наемной лошади, а если пообедать с ним по карточному знакомству, есть два лакея - простая сервировка - и много пять блюд на столе живут в городе как в деревне, а в деревне как в городе; в городе - простота, в городе сельская местность - старинное великолепие - конечно, я говорю о богатом дворянстве".
"А сколько сокровищ в живописи, в древностях, разбросанных по загородным домам! С давних пор у англичан есть страсть ездить в Италию и покупать все превосходное, чем там известно старое и новое искусство; внук умножает дедову коллекцию , а картина, статуя, которой восхищались художники Италии, навеки похоронена в его деревенском замке, где он оберегает ее, как свое золотое руно, и именно поэтому любознательный художник, заблудившийся в лабиринтах сельских парков, может вообразить сам Джейсон".
Что не нравилось Карамзину, так это живые изгороди и заборы («Все здесь огорожено: поля, луга, и куда ни глянь, везде забор — неприятно").
Какие выводы об Англии, английском порядке и характере ее жителей сделал автор «Письма»? Кажется, он все-таки начал избавляться от своих первых иллюзий, по крайней мере, от значительной их части.
"Мне казалось, что это быть смелым.. быть англичанином, великодушным, тоже чутким, тоже верным человеком. Романы, если не ошибаюсь, были главным основанием этого мнения. Теперь я вижу Британцы закрываются, я отдаю им должное, я хвалю их, но моя хвала так же холодна, как и они".
Характер британца явно не понравился русскому гостю.
«Это вулкан, покрытый льдом», — со смехом сказал мне один французский эмигрант. Но я стою, вижу, не вижу пламени, а между тем замираю. Мое русское сердце любит изливаться в задушевных, живых разговорах, любит игру глаз, быстрые перемены лица, выразительное движение руки. Англичанин молчалив, безразличен, говорит во время чтения и никогда не раскрывает быстрых духовных усилий, электрически сотрясающих всю нашу физическую систему. Говорят, он глубже других; Разве это не то, что кажется глубоким? Не потому ли, что густая кровь движется в нем медленнее и придает ему вид задумчивого, часто легкомысленного? "
Карамзин не любил знаменитый «британский юмор".
«Замысловатость англичан видна только в их карикатурах, шутливость — в глупых театральных фарсах народа, но я ни в чем не вижу веселья — даже на самые смешные карикатуры они смотрят почтительным взглядом, а когда смеются , их смех похож на истерику. Нет, нет, гордые морские короли, Мрачны, как туманы, кружащиеся над стихиями вашей славы! Оставьте вашим врагам, французам, всю игривость ума. Будьте благоразумны, если хотите, но дайте мне думать, что вы у вас нет ни тонкости, ни благодушия, ни живого слияния мысли, производящего светскую вежливость. Вы рассудительны — и тупы!"
Популярное в Британии правило «Тот, кто беден в нашей стране, не достоин лучшей жизни» также вызвало неприятие у путешественника, он называет его «ужасным» и пишет:
«Здесь бедность становится пороком! Она терпит и должна прятаться! Ах! Если вы еще более угнетаете того, кто угнетен бедностью, пошлите его в Англию: здесь, среди предметов богатства, цветущего изобилия и кучи разбросанных гиней, он узнает танталовую муку!.. И какое ложное правило! Не может ли стечение несчастий довести до безумия даже самого трудолюбивого человека? Например, болезнь..."
Чувствительный, эмоциональный и романтичный Карамзин явно не любил английскую расчетливость и прагматизм.
«Строгая честность (Карамзин до сих пор верит в это качество англичан) не мешает им быть тонкими эгоистами. Таковы они и в торговле, и в политике, и в личных отношениях друг к другу последнее последствие.. личная выгода. Заметьте, что холодные люди вообще большие эгоисты. У них ум действует больше, чем сердце; ум всегда обращается в свою пользу, как магнит на север. Делать добро, не зная зачем , дело нашего бедного, безрассудного сердца".
Что ж, вспомним опять байроновского Дон Жуана: "И атмосфера Англии показалась ему удобной - скрывать нечего! Коммерческий и очень педантичный".
Чему можно научиться у крутых и мудрых британцев? Может холодность и мудрость? Но это как-то уж слишком несовместимые с русским характером качества. Автору писем больше всего нравилась образованность жителей острова.
«В том, что англичане просвещены и разумны, я согласен: здесь мастера читают «Историю» Юма, слуга — проповеди Йорика и «Кларису»; здесь купец подробно говорит о коммерческих преимуществах отечества, а фермер рассказывает о красноречии Шеридана; здесь у каждого в руках газеты и журналы не только в городе, но и в маленьких деревнях".
Карамзин заключает:
"Не конституция (заметим, что как таковой ее еще нет в Великобритании - видимо, Карамзин употребляет это слово метафорически), а просвещение англичан - их истинный палладий" (т.е талисман).
Однако он сразу же делает важную оговорку:
«Все гражданские учреждения должны быть в соответствии с характером народа; что хорошо в Англии, будет дурно в другой стране. Недаром Солон говорил: «Мое учреждение самое лучшее, но только для Афин»» (возможно, Карамзин предположил, что разве не стоит спешить с отменой крепостного права и введением представительной формы правления в России?)
И еще об одном явлении, о котором в то время широко говорили, - о печально известном "английском сплине".
"Эта нравственная болезнь может быть названа и русским именем: скука, известная во всех странах, а здесь больше, чем где бы то ни было, от климата, тяжелой пищи, чрезмерного отдыха, близкого убаюкивания. Странное существо человек! Жалуется на заботы и тревоги. ; все, что богатый англичанин путешествует от скуки, становится от скуки охотником, от скуки болтается, от скуки женится, от скуки активно стреляется, занимается мировой торговлей и изобретает новые способы игры с воображаемыми потребностями людей, не знаю селезенки".
Он задает вопрос: «Не от ли сплина ли производны и многочисленные английские странности, которые в другом месте назвали бы сумасшествием, а здесь называют просто своеволием? фальшив, а когда не может быть счастлив, то, по крайней мере, хочет удивить их чем-нибудь необычным... Англичане хвастаются, что могут дурачить себя сколько душе угодно, не отдавая себе отчета в своих фантазиях".
И все же — любила ли Англия автора «Письма» или нет?
«Очень приятно видеть Англию; обычаи, успехи образования и все искусства замечательны и занимают ум. Но жить здесь ради удовольствий в гостинице — все равно, что искать цветы в песчаной долине — как и все иностранцев, которых мне довелось встретить в Лондоне, и поговорить об этом. Я бы с удовольствием приехал в Англию в другой раз, но я уеду без сожаления".
Друзья! Ставьте лайк и подписывайтесь на страницу.
Больше интересных статей здесь: Путешествия.
Источник статьи: Рассказ о том, какое впечатление на автора "Писем русского путешественника" произвели Англия и ее столица - Лондон.