Не так давно я писала статью, в которой разбирала миф о том, что русские на старых фотографиях никогда не улыбались. В комментариях мне тогда указали на интересный момент: большинство опубликованных мной снимков были сделаны не в центральных регионах России, а в Карелии, Коми, на Мурманщине и даже на Чукотке. Читатели сомневались, можно ли считать этих людей русскими.
Этот вопрос заставил меня задуматься. Как мы вообще определяем национальность человека по фотографии? Она ведь не написана у него на лице. Возьмем, к примеру, женщину, живущую в карельской деревне. Она могла перенять местные обычаи и образ жизни — «окорелиться», — но при этом продолжать считать себя русской, особенно если переехала туда из других краев. Место жительства и внешний облик — не всегда надежные маркеры национальной принадлежности.
Национальная идентичность — вещь тонкая и часто субъективная. Особенно в случаях, когда у человека родители разных национальностей. Кому тогда «принадлежит» их ребенок? В конечном счете, все решает его личный выбор и самоощущение. Например, в семье, где смешались русская и ненецкая кровь, их потомок может с равным правом назвать себя и тем, и другим — в зависимости от того, с какой культурой он себя больше ассоциирует.
История знает множество примеров, когда люди выбирали ту национальность, которая была им более удобна или близка по духу. Это не редкость.
Случай из жизни: как национальность выбирали по обстоятельствам
Показательна история Вильялмура Стефанссона, известного канадского исследователя Арктики, этнографа и писателя. У него был сын Алекс, рожденный от женщины-инуитки (эскимоски). Мальчик с детства свободно говорил на английском и эскимосском, знал культуру обоих народов. Изначально его записали как эскимоса. Однако позже, уже взрослым, Алекс сменил свою официальную национальную идентификацию. Причина была практической: в Канаде до 1960-х годов на коренное население, включая инуитов, распространялся «сухой закон». Быть эскимосом в тех условиях оказалось невыгодно. Позже, в преклонном возрасте, Алекс снова вернулся к статусу коренного жителя, чтобы получать положенные ему социальные льготы. Сегодня такая смена идентичности вряд ли была бы возможна, но в ту эпоху правила были иными.
Подобные ситуации происходили и в Советском Союзе. Когда коренные жители Сибири, Севера и Дальнего Востока получали паспорта, они часто стояли перед выбором: записаться как представитель коренного малочисленного народа (КМНС) или как русский. Этот выбор мог диктоваться разными соображениями — от личных предпочтений до практической целесообразности.
«Русские» с фотографий этнографа
Еще более интересный пример — серия фотографий, сделанных известным этнографом Владимиром Ильичом Иохельсоном во время его экспедиций. На снимках ниже запечатлены люди, которых сам исследователь подписал как русских. Я специально оставила рамки с его авторскими пометками, чтобы не было сомнений в оригинальности подписи.
Иохельсон славился своей скрупулезностью в вопросах этнографии. Он не записывал национальность «на глаз» или «от балды» — он обязательно опрашивал самих людей, которых фотографировал, фиксируя их собственное определение своей принадлежности.
Но взгляните на эти лица. Жители Якутии, явно несущие в себе черты, которые мы привыкли считать «нерусскими». В их облике, одежде, возможно, угадывается смешение кровей и культур. И все же, если они сами назвались русскими перед авторитетным ученым, кто мы такие, чтобы оспаривать их выбор? По документам и самоидентификации они — русские, и точка.
Однако представьте, что я опубликовала бы эти фотографии без подписей Иохельсона, просто указав, что это жители Якутии или Колымы. Уверена, в комментариях снова звучали бы упреки: «Это же не русские, вы показываете кого угодно!» Этот парадокс и лежит в основе моего размышления: наше визуальное восприятие часто конфликтует с тем, как люди определяют себя сами. «Типичный» облик нации — понятие очень условное и куда более разнообразное, чем мы привыкли думать.