После аварии на Чернобыльской АЭС тысячи людей навсегда покинули свои дома. Но были и те, кто, несмотря на опасность, остался на родной, теперь уже радиоактивной земле. Это рассказ от первого лица о том, каково это — жить там, откуда все бежали. Делится своими воспоминаниями Анна, одна из так называемых «самосёлов».
Чернобыльская зона
«Помню, вышла на улицу, а над головой с рёвом проносятся вертолёты, совсем низко. По дороге грохочут какие-то тяжёлые машины с воющими сиренами. Мы, женщины, перепугались не на шутку — уж не война ли снова? Остановили одну машину, кричим: «Сынки, что происходит? Куда путь держите?» А они лишь машут рукой, мол, всё в порядке, мамаша.
Назавтра в деревню явились совсем юные солдаты. Собрали всех и объявили: «Собирайте самое необходимое, завтра будет эвакуация. На станции горит реактор, земля заражена». А как понять эту радиацию? Её не увидишь, не услышишь. Всё вокруг выглядело как всегда. Бабы сразу заголосили — а как же хозяйство, скот, огороды? Мужики мрачнели — было видно, что приказ не шуточный.
ЧЗО
Утром в клуб приехали учёные вместе с военными. Стали объяснять, что радиация повсюду — в почве, в воздухе, и оставаться здесь смертельно опасно. Надо срочно уезжать. Поднялся плач. Делать нечего — начали судорожно собирать пожитки. Хотели забрать скотину, но строго запретили. Сердце разрывалось: кто же будет кормить этих бедных животных? Настоящее горе.
Началась погрузка. Люди молча тащили узлы, забивали окна. К каждому двору подогнали грузовик. Кое-кому удалось прихватить домашнюю живность, но собак и кошек везти категорически запрещали. Ехали в тишине, лишь изредка прерываемой тихими всхлипываниями. Куда мы едем? Кому мы, старики, на чужбине нужны?
Поговаривали, что некоторые во время эвакуации прятались в лесу, лишь бы не уезжать. Уходили на целый день и сидели тихо, будто снова скрываются от врага. И я подумала: а почему бы и мне не остаться? Родни в городах у меня не было, ехать было не к кому. Уж лучше встретить конец на своей земле.
Так я и поступила. Отсиделась в лесной чащобе, а к вечеру вернулась в деревню. Тишина стояла гробовая, будто на погосте. Всех вывезли. Осталась я одна на целое село.
Было ли страшно? Трудно сказать. Куда страшнее казалось умирать в незнакомом месте, среди чужих стен. Решила для себя: как-нибудь проживу.
В гостях у самосёлов, ЧЗО
Полгода мне пришлось скрываться. То солдаты с проверками нагрянут, то пьяные мародёры. Эти орут песни, валяются на дорогах. Одного такого потом нашли мёртвым. Говорили, волки задрали. Как люди уехали, так лесная живность сразу в деревню потянулась. А крыс расплодилось — огромных, наглых. По ночам спать не давали. Мой кот, Мурчик, с ними справлялся. Он меня, можно сказать, спас, а то могла и пропасть.
Но однажды Мурчик пропал. Пошла искать его по опустевшим дворам, звать. И вдруг из-за ворот выходит рыжий кот. Идёт прямо ко мне. Решила взять его — жалко стало. Говорю ему: «Пойдём со мной, будем вместе жить, сальца и яичек поедим». Он будто понял. С тех пор мой рыжий Васька оберегает меня от всяких напастей: то мышей, то крыс.
Чернобыльская зона, бабушки самосёлы
Со временем привыкла к одиночеству. В соседней деревне тоже одна бабка живёт. Звала её к себе, чтобы компания была, — не соглашается.
Рада каждому гостю. Иногда лесники заглянут, пожарные. Пенсию нам привозят, продукты какие-никакие. Не забывают стариков. А мне и здесь хорошо — я же дома».