В одной из наших прошлых публикаций мы рассказывали о заброшенной военной части на острове Моржовец и вскользь упомянули о топливных хранилищах. Сегодня я хочу подробнее остановиться именно на них, потому что такие емкостные парки — это неотъемлемая часть любого арктического объекта, будь то поселок, военный гарнизон или пограничная застава. В суровых условиях Севера топливо — это буквально источник жизни, основа существования.
До этого момента мне доводилось видеть только готовые, законсервированные резервуары — огромные закрытые «бочки» всевозможных форм и размеров, внутри которых иногда оставались следы горюче-смазочных материалов. Единственным исключением стали емкости на Земле Франца-Иосифа, куда я успел мельком заглянуть во время их утилизации. Но работа там шла так стремительно, что рассмотреть что-либо детально и понять устройство я просто не успел.
Уникальный шанс на Моржовце
А вот на Моржовце ситуация была совершенно иной. Резервуары здесь были полностью построены, отделочные работы были почти завершены, но в эксплуатацию их так и не ввели. Они застыли в состоянии «почти готовности», что дало нам уникальную возможность изучить их изнутри.
Забраться наверх по внешней стороне было довольно страшновато, но, к счастью, в стене каждого гигантского «сосуда» мы обнаружили специальные технологические лазы. Именно через них когда-то проходили строители для окончательного монтажа конструкций. Этими же проходами решили воспользоваться и мы.
Как строили гигантов? Неожиданный ответ
Честно говоря, глядя на такой резервуар снаружи, никогда не задумываешься о том, как его возводили. Лично у меня первая мысль всегда была: его, наверное, привезли уже готовым. Ну как еще можно объяснить появление такой исполинской ржавой «шайбы» в чистом поле? Хотя, конечно, я видел архивные снимки, где по зимней тундре целые караваны тракторов тащат на санях колоссальные цистерны. Однако, как выяснилось, новое хранилище гораздо проще и логичнее собрать прямо на месте. И первое же, что я увидел внутри, стало тому ярким подтверждением.
Когда мои глаза немного адаптировались к полумраку, а я перестал теряться от какофонии звуков, бесконечно отражавшихся от металлических стен и полностью сбивавших пространственную ориентацию, я разглядел у одной из стен нечто вроде строительных лесов. Видимо, именно с этого помоста сварщики выполняли финальные швы, доводя до совершенства свое почти законченное творение. В другом углу стояло какое-то забытое оборудование. Стало совершенно очевидно: этот железный гигант был собран здесь, на месте, как огромный конструктор, из множества отдельных элементов.
Конструктивные сюрпризы
Как ни странно, самой массивной и укрепленной частью всего резервуара оказалась вовсе не стенка, а крыша. Она была усилена множеством швеллеров и опиралась на мощную центральную колонну. Я всегда полагал, что основную нагрузку от тысяч тонн топлива принимают на себя именно стены, которые эту массу и сдерживают. Но стенки изнутри были удивительно гладкими, без явных ребер жесткости. Видимо, инженеры знали лучше. Вероятно, в арктических условиях критически важной стала снеговая нагрузка на кровлю — отсюда и такое усиление.
Где-то под самым потолком едва угадывалась заводская табличка с реквизитами изделия, которые в темноте разобрать было невозможно. Рядом виднелись различные технологические элементы — отдушины, люки. «Вот так, — думал я, оглушенный непрекращающимся шуршанием, — все было практически готово. Но что-то пошло не по плану, и весь этот военный поселок, включая резервуары, просто бросили на произвол судьбы».
Признаки запустения и странная акустика
То самое навязчивое шуршание издавали куски крошащейся под ногами противокоррозионной мастики (или, может, просто битума), которой была залита вся нижняя часть емкости, словно днище старого автомобиля. Под отслоившимися пластами этого покрытия проглядывал металл, уже превратившийся в рыжую пыль. Сталь, похоже, успела прогнить насквозь за те годы, что прошли с момента постройки. Неужели всю эту махину поставили прямо на грунт, без фундамента? Возможно, строители с самого конца 80-х догадывались, что их трудом никто не воспользуется, и работали спустя рукава. Или, быть может, пустая конструкция просто не предназначена для долгого простоя в таких условиях — этого я не знаю.
И, наконец, самое запоминающееся — невероятная акустика внутри, которую я уже упоминал. Подобные ощущения я испытывал лишь однажды — в Амдерме, когда мы забрались внутрь сферических радиопрозрачных укрытий для радаров.
Нахождение в тех куполах из «звонкого» стеклопластита грозило настоящим выносом мозга. Любой, даже самый тихий звук, начинал бесконечно бродить по сфере, дробиться, множиться и видоизменяться, оказывая невероятное давление на сознание. Ты буквально терял связь с реальностью, переставал понимать, где верх, а где низ. Здесь, внутри железного цилиндра, было немного легче, но уже через пару минут происходящее начинало казаться какой-то сюрреалистичной сказкой, оторванной от реальности.
Вскоре эта давящая атмосфера нас утомила, и мы потянулись к ослепительно яркому кругу света — тому самому лазу. Я полез первым. Просунув голову наружу, я окунулся в ватную, глухую тишину теплого солнечного дня, воздух которого был пропитан запахами солярки и цветущего багульника. Впереди нас ждало новое приключение — осмотр заглубленных командных пунктов, которые мы заметили по дороге сюда.