Парадокс академической подачи
Однажды мой знакомый, профессор-востоковед турецкого происхождения, с которым мы общались на платформе для ученых, прислал мне пробную версию своего видеокурса по древней истории Ирана. Когда я начал смотреть, то испытал настоящий шок: куда пропал тот увлеченный и харизматичный человек, которого я знал? На экране был скучный, монотонный лектор, чья речь навевала тоску. Я напрямую спросил его, почему он выбрал такую сухую манеру изложения, ведь в личном общении он умеет захватывающе рассказывать о своем предмете. Его ответ поразил меня: он сказал, что это и есть академический стандарт. «То есть, лучше задавить в аудитории всякий интерес, но соответствовать формальным требованиям?» — уточнил я. Профессор подтвердил, что это так.
По ученикам всегда видно, горит ли учитель сам.
Получается, что в традицию вошла сама собой разумеющаяся профессиональная обязанность — подавлять живой интерес слушателей. При этом сами профессора могут с огромным энтузиазмом годами вести скучнейшие исследования и писать статьи, после прочтения которых хочется только одного — забыть о теме навсегда. Это какой-то замкнутый круг. Вырваться из этой когорты «профессиональных убийц интереса» удается лишь единицам.
Разочарование, которое копилось годами
Долгое время я не мог понять, почему мое отношение к профессорам, докторам наук и академикам так радикально менялось на протяжении жизни. В юности я смотрел на них с открытым ртом, видя в них мудрецов и наставников. Заведующий кафедрой в моем петербургском финансово-экономическом университете пообещал устроить меня, тогда еще студента второго курса, в крупный банк в Северной столице. Для парня из провинции это казалось невероятной удачей — мечта, о которой мои друзья могли только позавидовать.
Профессор сказал, что поговорит с председателем банка, когда тот приедет читать лекцию, и попросил зайти через неделю. Я пришел в назначенное время и отстоял в очереди из таких же просителей целый час. После этого он сообщил, что в этот раз не удалось встретиться с нужным человеком, но он обязательно поймает его на следующем заседании совета директоров. Мне предложили прийти снова через неделю. Настроение, конечно, поугасло, но профессор ободряюще похлопал меня по плечу. На следующей неделе история повторилась: долгое ожидание, 30 секунд разговора и снова: «Не получилось, приходите через неделю».
Сейчас я бы сразу насторожился. Но тогда я был молодым, лишенным критического мышления, и мечта работать в банке на втором курсе затмевала всё. Поэтому я продолжал стучаться в дверь кабинета раз в неделю, получая один и тот же ответ. Уверенность в реализации мечты таяла с каждым визитом, а эмоциональные качели раскачивались всё сильнее: в начале недели я снова надеялся, убеждая себя, что «вот теперь-то точно всё получится», а к концу — испытывал горькое разочарование и усталость от этой беготни.
Состояние после очередного «приходите через неделю» от начальника кафедры.
Через несколько месяцев профессору, очевидно, пришлось сменить пластинку, иначе я бы просто перестал ходить. Он сообщил, что поговорил с председателем, но вакансий в банке нет. Взамен он пообещал устроить меня на высокую должность на технический завод в Петербурге. Не банк, конечно, но тоже солидно. И мое патрулирование его кабинета продолжилось по накатанной: раз в неделю, очередь, надежда, разочарование.
Этой эпопеи хватило на целый семестр. На третьем курсе я, по примеру однокурсников, устроился продавцом мужских костюмов в «Большой Гостиный Двор» с испытательным сроком в два года. Серьезного опыта я там не получил — весь отдел состоял из таких же новичков, предоставленных самим себе. Создавалось ощущение, что нас держали для антуража: среди пожилых сотрудниц универмага молодые парни в костюмах создавали приятный контраст.
Шок и развенчание кумиров
Но вернемся к профессорам. Следующий удар по моему пиетету я получил на профессорской вечеринке в соседнем театре, куда меня пригласила подруга, работавшая лаборанткой в деканате. То, что я увидел, повергло меня в шок: эти «столпы науки» и «светила мысли» напивались до свинского состояния и начинали похабно приставать к молоденьким лаборанткам. Тогда я просто зафиксировал этот факт, не понимая его глубины.
Позже я упустил несколько возможностей заняться наукой под руководством профессоров из-за собственной неорганизованности. А затем, когда сам начал зарабатывать, преподавая финансовую грамотность через онлайн-курсы, принялся ругать университетских профессоров как бесполезных теоретиков, неспособных научить чему-то практическому. Ничего личного — просто бизнес.
Дополнили картину истории о том, как профессора приставали к студенткам. Моя девушка училась в престижном частном вузе Петербурга с очень строгими правилами. Посещение всех лекций было обязательным, и у многих возникали проблемы. Но эти проблемы решались: со студентов брали деньги, а по слухам, особо привлекательные девушки могли «отработать» академические долги в сауне с профессурой. Мою девушку от подобной «обязанности» спасло только заступничество профессора — друга ее семьи.
В итоге у меня сложился устойчивый образ большинства профессоров как бесполезных старых развратников.
Профессор СПбГУ Олег Соколов (фанат Наполеона) и его будущая жертва.
Немногие исключения — профессора, которых я уважал, — оказались в первую очередь практиками и преподавали лишь по совместительству. Они лишь подтверждали мое общее презрение к кабинетным «теоретикам».
Переосмысление: встреча с настоящей наукой
Однако позже, под влиянием писателя и философа Менярова, мое отношение к ученым резко изменилось. Я начал смотреть его лекции. Сам он вырос в академической среде — его отец был одним из основателей советской вулканологии, мать — заслуженным изобретателем СССР. Детство прошло в Академгородке. Меняров находил и общался с учеными сталинской эпохи, настоящими основоположниками научных школ, добившимися реальных прорывов. Его уважение к такой науке передалось и мне.
Мое мнение укрепили мемуары партизанского командира Петра Карповича Игнатова («Батя») времен Великой Отечественной войны.
Командир партизанского отряда Игнатов Петр Карпович по кличке «Батя».
Его книга «Записки партизана» поражает. Отряд Игнатова был уникален: в его составе были ученые и инженеры, специалисты по горному делу. Воевали они в предгорьях Кавказа всего полгода, но их результаты ошеломляют, особенно учитывая, что в отряде было всего 53 человека. Им удалось пустить под откос 16 вражеских эшелонов (392 вагона), уничтожить более 40 танков и бронемашин, 36 орудий, 113 грузовиков, 100 мотоциклов и даже самолет. Отряд «Бати» уничтожил более 8000 немецких и румынских солдат, став одним из самых эффективных партизанских формирований войны, при этом потеряв всего троих бойцов.
Превосходство ученых-партизан над фашистами видно из отрывка «Записок»:
«У фашистов квадратный ум: одни и те же примитивные шаблоны на все случаи, и их поведение почти всегда можно предсказать…
...Еще до рассвета наша снайперская группа заняла позицию в трехстах пятидесяти метрах от ближайшего немецкого бункера.
Моросил дождь. Крупные капли падали с ветвей. Небо затянули низкие свинцовые тучи…
Мы лежали не шелохнувшись. Песок в окопчике под рукой. Каждая травинка на бруствере отлично видна в оптический прицел.
Партизаны пролежали уже час — немцы не показывались.
Но вот часовой слегка приподнял голову из-за куста. Он внимательно смотрел в нашу сторону. Цель идеальная — снять его ничего не стоит. Но мы молчали. Охота на такую мелочь бессмысленна.
Мы выждали еще минут двадцать. Рядом с холмом, где стоял бункер, чуть правее его выступа, из-за маскировочного куста на мгновение показалась каска офицера.
Выстрел. Каска откинулась: офицер убит.
К нему бросились несколько солдат. Прогремели выстрелы — солдаты упали.
Мы уже знали, что будет дальше: нас засекут немецкие наблюдатели, фашистские минометчики откроют огонь. Мы быстро сменили позицию. В кустах, где мы только что лежали, разорвалась мина.
Через несколько минут снова наступила тишина. Мы терпеливо ждем.
Прошел не меньше часа, прежде чем пулеметчики, засевшие на деревьях, увидели, как из двух внешних бункеров вышла дюжина-другая солдат в котелках, по команде выстроились в длинную цепь и принялись за обед. Впереди них — широкоплечий рыжий фельдфебель.
Два длинных пулеметных очереди слились в одну. Немцы падают — обед для них окончен.
Обратите внимание: 7 интересных фактов о Португалии, о которых вы, возможно, не знали.
Мы уходим в горы. Сегодняшняя «охота» окончена. Завтра повторится то же самое, только с некоторыми вариациями...» (П. К. Игнатов, «Записки партизана»).После таких примеров мое уважение к настоящим ученым, докторам наук, профессорам перешло все границы. Я и сам загорелся идеей вернуться в аспирантуру и защитить диссертацию.
Международная экспедиция и новые разочарования
Затем началась длительная международная экспедиция с писателем Меняровым, в ходе которой мы познакомились с множеством иностранных профессоров. Сначала Меняров два года жил в Грузии с группой последователей. Я планировал присоединиться к ним позже, вдохновленный духом приключений.
Вернувшись из тайги, я не успел добраться до Грузии, как закрылись границы из-за ковида. Присоединиться к экспедиции удалось лишь в 2021 году, когда она переехала в Турцию.
Меняров, будучи одним из известных российских биографов Сталина, изучал в Турции древние религии. Это было удобно, потому что на этой земле сохранилось огромное количество храмов разных эпох — греческих, римских, персидских. К счастью, турки не стали разрушать древние руины.
Разгадывая тайны памятников, мы консультировались с профессорами через академические сети. Меняров всегда искал в древних городах странности, не укладывающиеся в обычную логику. Например, в древнем городе Серге, основанном троянским жрецом Калхасом, его заинтересовал ипподром, построенный вплотную к театру. Это казалось неудобным и опасным. Видимо, в этой планировке была какая-то тайна.
Слева от театра в Серге видны остатки древнего ипподрома (параллельные стены).
Но какие бы книги мы ни читали о Серге, с какими профессорами археологии ни говорили, их интересовало лишь количество кирпичей, длина дорог и водопроводов, высота зданий. Сухая бухгалтерия. Скука смертная.
Проблеск надежды подарил историк турецкого происхождения, живший в Европе и случайно прочитавший книгу Менярова. В скайп-беседе он высказал интересную мысль о том, что Сталин еще до войны понял ущербность нацистской философии, основанной на солярных культах, и осознал возможность победы. Но этот профессор оказался хорош лишь для одного разговора. Потом он стал под разными предлогами избегать общения, а в итоге раскрыл свою позицию: профессиональная обязанность ученого — устранять интерес у непосвященных. То есть, делая тему скучной для других, они получают эксклюзивное право копаться в мелочах вроде подсчета кирпичей, что не приносит реальной пользы.
А ведь они могли бы делать по-настоящему полезные вещи! Вспомним войну Рима с Ганнибалом. После сокрушительного разгрома при Каннах римляне, следуя древнему пророчеству, перевезли из Малой Азии метеорит, посвященный богине Кибеле, и установили ее культ. После этого что-то изменилось в сознании легионеров, и они перестали бежать от Ганнибала. В решающей битве при Заме, на территории Карфагена, римляне, имея те же армии, что и при Каннах, одержали сокрушительную победу именно за счет морального духа. Изучение причин таких переломов куда интереснее подсчета канализационных труб!
Разгром армии Ганнибала в битве при Заме.
Особенно поражает косность мышления. Мы спрашивали турецких археологов, раскапывавших амфитеатр в Силионе: почему победивших в гонках лошадей приносили в жертву, а их кровь отдавали весталкам? Археологи-турки, чья культура боготворит лошадей (они даже конину не едят), возмущались самой постановкой вопроса и отказывались обсуждать мистические аспекты римских ритуалов.
Апофеоз разочарования: Марокканская академия наук
Но главные сюрпризы ждали в Африке, в Марокко — центре мирового колдовства. Мы приехали в Исторический институт Марокканской академии наук в Рабате. После провинциального Сафи нас поразила чистота и современность столицы, но Академия наук затмила всё. Это был настоящий дворец с огромными залами, бассейнами, картинами. Газоны — загляденье.
Мы встретились с директором института и его заместителями. Поначалу нас приняли за представителей крупного российского вуза или РАН и завели разговор о партнерстве. Но когда Меняров дал понять, что работает частным исследователем, энтузиазм угас. Выгонять сразу было невежливо, и разговор продолжился.
Меняров стал делиться своими находками и задавать вопросы. Академики встревожились. Они не отвечали по существу, а только спрашивали: «Откуда вы это знаете? Где вы это прочитали?» В конце беседы директор попытался дипломатично сказать о дружбе марокканского и русского народов со времен Ленина. Меняров парировал, что это — американский миф. Академик вскочил как ужаленный, отбросил дипломатию, заявил, что ему срочно нужно бежать, и попрощался. К счастью, нам предоставили микроавтобус до вокзала.
Стало ясно: главная цель местных ученых — не исследования, а сохранение своих мест в этом роскошном дворце. Чтобы удержаться, они готовы поддерживать любую теорию, льстящую правящей элите.
Мы с Меняровым в коридорах Исторического института Марокканской академии наук. Впереди — зал для приемов с марокканской плиткой, скульптурами и бассейном.
Завершил нашу «профессорскую эпопею» долгий разговор с бывшим профессором антропологии Лозаннского университета, ныне пенсионером, живущим в Марокко. Он позиционировал себя как знаток рыболовных традиций, писал книги и сам рыбачил 3-4 раза в неделю в одном из лучших мест на атлантическом побережье.
Для Менярова, изучавшего в том числе и рыболовные традиции (Сталин был заядлым рыбаком), такой собеседник казался подарком. Но при личной встрече и совместной рыбалке начались разочарования. Оказалось, что в рыболовной столице Туниса он провел всего 3-4 часа и почти не общался с местными. Его знания были поверхностными. Настоящим экспертом оказался простой марокканский рыбак Рашид, с которым мы познакомились позже — его рассказы были в разы глубже и детальнее.
Профессор Рашид, берберский рыбак, знает о местной рыбалке в Атлантике гораздо больше, чем швейцарский профессор.
С этого момента мы стали воспринимать большинство ученых просто как ходячие энциклопедии, из которых можно выудить какой-то факт. В этом разочаровании была и положительная сторона: я перестал заставлять себя читать скучные книги и учебники. Я открываю любую книгу по истории или языку и закрываю, как только становится неинтересно. Это не только сэкономило кучу времени и сил, но и помогло лучше усваивать информацию. Например, я годами мучил себя с английским по скучным методичкам, а французский на уровень А2 освоил примерно за 4 месяца, занимаясь с живым интересом.
Поэтому мы сами стали избегать «профессиональных убийц интереса» и советуем это другим. Ниже видео, наглядно демонстрирующее команду «исследователей» из археологической экспедиции:
[Мой] Ученый Профессор Наука Путешествие в Африку Марокко Личный опыт Видео на YouTube Длинный пост 5Больше интересных статей здесь: Путешествия.
Источник статьи: Есть такая профессия: убивать в людях интерес.