Вспомнил о своей поездке в Санари-сюр-Мер и провел параллели между немецкими эмигрантами 1930-х и теми, кто уезжал из СССР в 1970-х.
Я не большой любитель телесериалов - может быть, из-за авторской зависти: на телесериалы похожи мои собственные сны. Эпизоды таких сериальных снов иногда лишены логических связей друг с другом, но у них обычно одна общая тема или место действия. Снятся такие сны не подряд, с перерывами, но всегда возвращаются к тому же сюжету и персонажам. Часто эти сериалы связаны с путешествиями. Согласно Зигмунду Фрейду, сны - это преломление в обманчивых образах наших подавленных страхов, комплексов и травм в прошлом. Но античный мир, в отличие от Фрейда, видел в снах пророческие символы и знамения будущих событий. С прошлого года во время путешествий во сне я стал постоянно терять вещи и документы. Садишься (во сне) на поезд, а когда поезд трогается, понимаешь, что оставил чемодан в отеле. Или забыл плащ с бумажником в другом городе.
Подходишь к пограничному контролю и вспоминаешь, что не продлил паспорт. Или купил авиабилет не в ту страну. Ищешь дом по точному адресу, но дома на этой улице нет. Не тот это город, и площадь не та, и ты заблудился, ее вестовой! В этом году, однако, со мной наяву приключились разные недоразумения и инциденты, крайне похожие нате, что я видел во сне, как будто мои сны были тренировкой перед реальным путешествием.
Летом мои французские друзья, российские парижане, пригласили меня провести вместе неделю в Провансе, в небольшом приморском городке между Марселем и Тулоном. Договорились встретиться в аэропорту Марселя и оттуда отправиться поездом до места назначения, которое мои друзья называли просто Санари. На полдороге в аэропорт Хитроу я понял, что оставил дома свою дорожную сумку-ранец -с лекарствами и записными книжками, куда я ежедневно вношу мудрые мысли о жизни. Без мудрых мыслей я бы обошелся, но в сумке остался еще и паспорт. Такси развернулось, мы понеслись обратно домой и потом снова в Хитроу -я чудом в последний момент успел на самолет и удачно приземлился в Марселе.
До вокзала из аэропорта ходил маршрутный автобус. Лил проливной дождь. Когда я помогал своим друзьям засунуть чемоданы в багажное отделение, моя дорожная сумка соскользнула с плеча и опустилась в глубокую лужу под ногами. Паспорт уцелел, но часть страниц в моей записной книжке были смыты. Меня успокаивали: мы же записываем у себя в дневнике именно то, что хотим забыть.
Поезд до Тулона с остановкой в нашем Санари был набит битком. Чемоданы в проходе, между ними ползающие дети, пассажиры как сельди в бочке - стоящие, сидящие друг у друга на коленях, под руку и через плечо с авоськами и сумками. Вагон как будто вез беженцев из неизвестной мне зоны катастрофы. Мы добрались до виллы в Санари уже после захода солнца. Дом был погружен во тьму и укутан мокрым покрывалом дождя. Внутри было холодно и неприютно. Хозяевам виллы не пришло в голову включать отопление в разгар лета. Однако яркое солнечное утро высушило все следы вчерашнего дождя и дурного настроения и убедило нас совершить короткую прогулку под голубым небом вниз по холму к набережной, по асфальтовой дорожке мимо сезанновских сосен и лавра, мимо благоухающих в прозрачном воздухе мимозы и жасмина.
В поисках любопытных почтовых открыток и путеводителей но окрестностям я отыскал местное туристическое бюро. Трудно было не заметить рядом со входом огромную мемориальную доску. На ней были высечены имена знаменитых резидентов Санари. Дрожь неожиданности стала пробирать меня с первых имен этого списка: здесь нашли временное убежище крупнейшие фигуры немецкой литературы либерального направления 1930-х годов. Томас Манн с семейством и Бертольт Брехт, Франц Верфель с Альмой Малер и Стефан Цвейг, Йозеф Рот и Лион Фейхтвангер - кого тут только не было. И тут до меня наконец дошло, что я оказался в том самом Санари - Санари-сюр-Мер - из книги «Зыбучие пески», мемуаров британской писательницы немецкого происхождения Сибил Бедфорд (1911-2006).
Я зачитывался этой книгой как раз за год до визита во Францию. И как раз самые значительные главы в ней посвящены маленькому французскому городку на берегу моря, где до Второй мировой войны решила - наобум - поселиться мамаша Сибил. Поразительно, как в английском языке мемуаров Сибил Бедфорд слышны отг олоски других ее «родных» языков - немецкого, французского и отчасти итальянского - в зависимости от места действия и персонажей того или иного эпизода книги. Самыми увлекательными для меня страницами стали те, где описывается появление в Санари ее соотечественников, немецких интеллектуалов, бежавших от нацистов. Каким образом такое количество крупнейших представителей либеральной Германии собралось в этом курортном городке -загадка. Место это было выбрано детьми Томаса Манна, Клаусом и Эрикой, в качестве пересадочного пункта перед дальнейшей эмиграцией в Америку. Возможно, за Манном потянулись и все остальные. Особняки, где они останавливались, до сих пор можно увидеть в Санари - на домах висят таблички с их именами.
В своих мемуарах Сибил иронизирует над этой «общиной» высоколобых иностранцев. В кафе и ресторанах они садились особняком, никак не контактировали с местной публикой и вообще свысока глядели на провинциальную жизнь Санари, все еще воображая себя в Берлине или Вене. Обсуждали исключительно германскую политику и были полностью поглощены самими собой. Лион Фейхтвангер оказался не только плохим писателем, но и назойливым шармером. Томас Манн требовал постоянных услуг по благоустройству нового дома. Дама, которую Сибил считала чуть ли не родственницей, оказалась замужем за нацистским посланником в Риме. Обо всем этом Сибил сплетничала со своим наставником и любимым романистом Олдосом Хаксли. Он тоже в 1930-х жил в Санари, но отнюдь не как беженец: Хаксли как нельзя кстати сочинял в этот период свой антитоталитарный «О дивный новый мир».
Я был в свое время настолько заинтригован этой ситуацией встречи Сибил с бывшими соотечественниками, что переписал массу цитат из ее мемуаров. Оказавшись в Санари, я, естественно, хотел развлечь моих парижских друзей особенно актуальными отрывками из книги. Но именно эти страницы моей записной книжки и были смыты в дождевой луже Марселя. Я окунулся, однако, в электронную версию «Зыбучих песков» и еще раз поразился - вместе с Олдосом Хаксли - яростным спорам немецких интеллектуалов о методах, целях и средствах сопротивления нацистскому режиму. Я слышал в этих спорах искаженное эхо аналогичных разговоров между иммигрантами из бывшего Советского Союза в эпоху моего поезда из России сорок четыре года назад. Артур Кестлер, будущий автор антисоветского романа «Слепящая тьма», в эпоху своего пребывания в Санари уже разочаровался в сионизме и в ходе своей борьбы с нацизмом тайно вступил в коммунистическую партию. А прогрессивный писатель Лион Фейхтвангер, живший в Санари начиная с 1933-го, в 1936-м отправился в поисках союзников по борьбе с нацизмом в длительную поездку по Советскому Союзу. Незадолго до Фейхтвангера гостем Иосифа Сталина был французский экзистенциалист Андре Жид, который потом написал разоблачительный очерк о советском социализме «Возвращение из СССР». «Как бы этот еврей не оказался Жидом», - сострил Сталин перед визитом Фейхтвангера. Но Фейхтвангер, к ужасу своих соотечественников-эмигрантов в Санари, в своей книге о сталинской России даже оправдывал показательные процессы.
Обсудив все это с моими друзьями, мы поняли, что, видимо, не случайно мы, потерявшие советское гражданство сорок лет назад, оказались в Санари-сюр-Мер. Мы сидели на верандах тех же кафе, где собирались немецкие эмигранты 1930-х, и дискутировали на те же темы соучастия в преступлениях режима, что и немецкая интеллигенция гитлеровской эпохи. Эпохи сравнивать нельзя, но можно угадывать параллельные моральные дилеммы. Был ли недавний антивоенный фильм российского режиссера скомпрометирован тем фактом, что деньги на этот фильм были получены из правительственных источников? Должен ли российский писатель, уехавший из России на постоянное жительство в Европу, вернуться в Москву, чтобы получить премию, которая финансируется госфондами?
Во время нашего пребывания в Санари не было ни одного дождливого дня. Однако море так и не согрелось. Артур Кестлер, временный резидент Санари, разочаровавшись в коммунизме, увлекся под конец жизни парапсихологией. Было бы вполне в духе Кестлера предположить, что атмосфера места, которое мы собираемся посетить, его история и характер его жителей мистически и экстрасенсорно влияют на наши сны и ежедневную жизнь. Вполне возможно, что кошмары во сне и нелепые инциденты на пути к Санари были не сублимацией травматических эпизодов моего прошлого и не знамениями моего неустроенного будущего, а результатом влияния на меня эмигрантских эпизодов проблематичной истории этого симпатичного и странного курортного городка - Санари-сюр-Мер.