Изначально я собирался от Пулонги сразу держать курс на Шойну, к Канинскому берегу Белого моря. Однако, познакомившись с Игорем в устье этой прекрасной речушки, мы задержались там еще на несколько суток, выжидая подходящей погоды. Интересно, что за день до нашего отплытия сюда же наведалась группа архангельских туристов на крупных моторных лодках — они тоже уверяли, что «за четыре-пять часов ты уже на месте». Хотя компания всех этих людей была мне очень приятна, в одно из утр, дождавшись прилива, мы все же решили отчалить.
Трудное начало
Переход с самого старта пошел не по плану: обещанного прогнозом попутного ветра — да и вообще какого-либо ветра — мы так и не дождались. Пришлось тащиться под мотором вдоль береговой линии, преодолевая мощное встречное течение. Скорость едва достигала пяти километров в час. Я всегда об этом говорил и готов повторить: Белое море с точки зрения мореплавания — место крайне неприятное. Повсюду узкости и опасности; вода здесь никогда не замирает; погода переменчива и абсолютно непредсказуема. Для тех, кто никогда здесь не бывал, приливно-отливные течения в Горле можно сравнить с течением в Неве выше Санкт-Петербурга, а в Мезенской губе они уже больше напоминают ту же Неву на Ивановских порогах. Только здесь — не скромная река, а целое море, на зеркальной глади которого в штиль можно наблюдать, как вода пучится и закручивается в странных водоворотах при глубинах в полсотни метров.
Испытание стихией
Мне все это решительно не нравилось. Когда мы приблизились к траверзу Сосновца, у нас выработалась первая десятилитровая канистра драгоценного бензина, а скорость возросла лишь незначительно. Скрепя сердце я залил в бак новую порцию топлива, и мы начали отдаляться от берега, взяв курс на Воронов нос.
Однако посреди Горла нас накрыл дождь, а вслед за ним появился и долгожданный ветер — именно тот, что обещал утренний прогноз. Обрадованный, я поставил паруса, но наша радость была недолгой. Ветер крепчал и постоянно менял направление, не давая расслабиться и заставляя меня то и дело выбегать в кокпит, чтобы подобрать шкоты. Зато вскоре сменилось течение — видимо, начался отлив. Теперь мощный поток понес нас на север, позволяя двигаться примерно в сторону острова Моржовец, о котором я еще полчаса назад даже не помышлял.
Как бы уверенно мы ни шли, ветер продолжал усиливаться. Лавировать до Шойны мне совершенно не хотелось. Оставался лишь один возможный вариант — Конушин нос. Это небольшой мыс, ограничивающий Мезенскую губу с севера. Там есть небольшая каменистая отмель (корга), за которой можно укрыться и с комфортом переждать непогоду, ведь местные течения, о которых я упоминал, разобьют даже ту волну, что может нагнать юго-восточный ветер, для которого тот залив полностью открыт. Но и эта возможность постепенно таяла на глазах.
Воронов нос и осознание
К Воронову носу, мысу, который как бы противостоит Конушину и ограничивает губу с юга, мы подошли уже в сумерках. Мезенская губа, как я уже говорил, знаменита своими течениями, которые местами достигают совершенно безумных скоростей. Возле той самой конушинской корги на отливе стоит такая толчея, что там образуются настоящие стоячие валы, как в речном пороге. У Воронова ситуация похожая. При этом фазы приливов здесь совсем не совпадают с теми, что наблюдаются совсем рядом, в Горле.
Короче говоря, едва мы приблизились к мысу, как тут же попали в сильнейшее попутное течение. При дувшем в тот момент северо-западном ветре скоростью уже явно больше 10 м/с на этом течении образовалась страшная толчея из высоких и крутых волн. Хотя относительно бурлящей воды мы еле тащились очень острым курсом, глядя на экран картплоттера, можно было увидеть, что на самом деле мы летим как на крыльях. Правда, летели мы совсем не туда, куда хотелось, и из-за сильнейшего волнения этот полет давался нам очень нелегко. Лодка шлепала носом, поднимая фонтаны брызг, раскачивалась на волнах, которые били в борта как в барабан. А на нашу байдарку, тащившуюся за нами на длинном буксире, мне было даже страшно смотреть — на особенно крутых волнах она буквально выпрыгивала из воды. Нам обоим отчаянно хотелось поскорее куда-нибудь спрятаться. Но куда?
Решение, рожденное в каюте
Промокший до нитки, заливаемый потоками воды, стекавшей с меня, я пролез в каюту, сел за стол и включил компьютер, чтобы тщательно изучить все возможные варианты. На Конушин, конечно, идти уже не стоило. Я двигал карту, разглядывая совершенно неподходящие для нас бухты. Моржовец? Нет, уж лучше не надо! Да и течение не особо располагало. Что же тогда?
И тут я совершил для себя настоящее географическое открытие. Только, пожалуйста, не смейтесь слишком громко, но я вдруг осознал, что в Мезенскую губу, оказывается, впадает река Мезень, на которой стоит одноименный город (и даже не поселок!). И что мы самым удобнейшим курсом идем к этой самой Мезени с огромной скоростью, а до нее остается немногим более ста километров. Нет, вы не подумайте, что я раньше не знал о существовании всех этих мест. Просто я никогда не рассматривал их как возможную цель нашего плавания, потому что Мезень всегда была очень не по пути. Но теперь мы шли на отличной парусной лодке, не слишком зависящей от бензина, для которой при хорошем ветре и двести километров — не крюк. И главное, что нас осенило — заход в Мезень мог избавить нас от необходимости в будущем заходить в Нарьян-Мар, ведь тут, совсем рядом, есть и заправки, и магазины, и высокоскоростной интернет, и вообще все прочие блага цивилизации!
Новый план и новая реальность
Короче говоря, решение было принято быстро. Однако коварное Белое море думало иначе. Течение, которое еще час назад нам так помогало, незаметно сменилось. Я даже не очень понимал, куда оно теперь направлено. Но, видимо, теперь оно в целом шло из губы в море, и само собой получалось, что гигантские массы неспокойной воды тащили нас все-таки к тому самому Моржовцу. Пришлось с этим смириться. Моржовец — так Моржовец. Большой овальный остров, за которым мы спрячемся от северного ветра, переждем его там, а потом уже двинемся все-таки к Мезени.
В море стало совсем неуютно. Зато в каюте постоянно топилась печка — там было не так страшно, как в кокпите, зато тепло и тихо. Да, нам удалось победить даже холод, царящий на любом нормальном море. Непобежденной оставалась пока только одна напасть — ночная темнота. С темнотой, уже окружившей нас, невозможно было сделать вообще ничего. И именно она всегда угнетала меня больше всего. Ты не видишь ничего, кроме приборов: не можешь работать со шкотами, так как не видишь флюгарки на топе мачты, колдунчиков и прочего; не видишь волн; не видишь ориентиров. По сути, из всего окружающего мира я наблюдал только моржовецкий маяк и неясные блики от чуть светлого неба на клокочущей поверхности воды. Все это было весьма депрессивно. Но желанный остров становился все ближе и ближе, и я уже предвкушал предстоящий отдых и избавление от всего этого хаоса, царившего сейчас вокруг.