Несколько лет назад, направляясь на Байконур, чтобы увидеть запуск ракеты, мы сделали остановку примерно в 150-180 километрах от Кызылорды. У обочины трассы, посреди бескрайних песков и сухих кустарников, стоял одинокий глинобитный домик. На многие десятки километров вокруг не было ничего, кроме дороги и выжженной степи. Мы зашли к местной жительнице, чтобы купить еды, передохнуть и узнать, какова жизнь в таком полном отрыве от мира — посреди пустыни или, может, полупустыни.
Хозяйку звали Роза. Она встретила нас, извиняясь за подзабытый русский язык, и рассказала, что живет здесь вдвоем с отцом. Тот ушел пасти коз — у них всего около ста голов, что, по местным меркам, совсем немного. Эти животные — их главное средство к существованию. У соседей, до которых больше 50 километров пути, как говорит Роза, целых три тысячи лошадей, и это уже признак настоящего достатка.
Розе чуть за сорок, но выглядит она значительно старше: жаркое солнце и иссушающий ветер оставили глубокие морщины на смуглой коже, а улыбку она прикрывает рукой, стесняясь отсутствия передних зубов. Она говорит, что не боится случайных гостей. Во-первых, их здесь почти не бывает — по этой дороге едут либо на космодром, мимо, либо на похороны в дальнюю деревню. А во-вторых, верит в простое правило: если относишься к людям хорошо, то и они тебе зла не причинят.
Гостям Роза предлагает на выбор яичницу или шурпу. Готовит прямо при нас, на газовой плите. Ни электричества, ни водопровода в доме нет. Но в скромной комнатке, куда она нас пригласила, стоит телевизор. Я не удержалась и спросила, работает ли он.
«Свет у нас от генератора, включаем его всего на пару часов по вечерам, — объяснила Роза. — А воду привозим из колодца из деревни, где я родилась». Связи здесь тоже нет — телефон не ловит на много часов пути в обе стороны. В случае беды рассчитывать можно только на себя. Собственной машины у семьи нет, и если нужно куда-то выбраться, они ловят автобус, который из Астаны проходит здесь всего раз в сутки, останавливаясь по требованию.
Я спросила Розу, не хочет ли она уехать отсюда, туда, где есть хоть какая-то цивилизация. Ведь жить так, наверное, очень тяжело. Она кивнула: да, тяжело, особенно зимой, когда дикий холод и пронизывающие ветра. И да, конечно, она мечтает перебраться поближе к России.
«Диплом-то у меня есть, я еще при Союзе училась», — вдруг улыбнулась она, снова прикрыв рот. И добавила: «Я дирижер хорового пения».
Но эта профессия в степи оказалась никому не нужна. Работы по специальности нет, и теперь ее главная надежда — переехать поближе к российской границе. От знакомых она слышала, что там и коррупция меньше, и с работой проще, и жизнь, возможно, не такая беспросветная.
