То, что просека, по которой мы шли, оказалась старой телеграфной линией, я понял далеко не сразу. Дело в том, что деревянные столбы, которые здесь когда-то стояли, сгнили настолько, что уже самостоятельно попадали и их остатки полностью слились с окружающим ландшафтом. А провода, лежащие на земле и замшелых пнях, совершенно не бросались в глаза, и можно было подумать, что они для чего-то были тут положены просто так.
Но где-то впереди же виднелись бетонные столбики, к которым деревянные столбы обычно прикручиваются проволокой, и по их прямой очереди, уходящей вдаль, уже становилось совершенно ясно, что это была именно линия. Интересно, когда ее тут поставили? Дерево давно уже рассыпалось в труху, да и бетон раскрошился, и среди всего этого тлена поблескивали зеленым лишь стеклянные изоляторы. Наташка как раз закончила фотографировать очередной упавший столб, и мы двинулись дальше. Благо, идти стало значительно легче.
На всякий случай поясню, что речь идет о нашей вылазке в так называемый Свирский укрепрайон — безымянный и малоизвестный широкой публике участок финской линии обороны времен Второй Мировой, который был здесь построен в 41 году и держался аж до 44-го.
В прошлый раз я рассказывал, как на машине мы добрались до ближайшей к этому месту точки, до которой возможно доехать по дороге. Там мы переночевали, а утром двинулись на пеший выход, чтобы найти старые укрепления, скрывающиеся где-то в здешних дебрях.
Когда мы покинули место нашего лагеря, то очень быстро оказались в той топи, которую я увидел еще вчера.
Поначалу дорога шла исключительно по влажному мху, по травяным кочкам, торчащим из воды, через заросли, иногда нам встречались старые гати, которые здешняя природа, казалось полностью поглотила; иногда мы просто оказывались вдруг на сухом месте. Так и добрались до той узкой просеки.
Вообще, леса в этом районе буквально всюду выглядят совершенно девственными и очень мрачными. Есть на земле такие места, от которых веет особой враждебностью.
Было дело, я высаживался неподалеку отсюда с лодки на свирские берега в разное время, и там было все то же самое — хотелось поскорее напилить дров, бросить рюкзак с ними в тузик и убраться подальше от этого страшноватого хаоса. Сейчас же не было ни тузика, ни большой лодки, стоящей на якоре в нескольких сотнях метрах от меня, рюкзак, в который я на всякий случай положил ружье и бинокль — оттягивал плечи, и нам нужно было идти куда-то дальше, неизвестно куда. Старую финскую карту, виденную мною в интернете я помнил очень примерно, но все-таки надеялся, что просека рано или поздно пересечется с линией укреплений, а там-то мы уж точно заметим что-нибудь рукотворное и не пройдем мимо.
Вместе с тем, так же как и в других местах с подобной энергетикой, я все больше чувствовал, как окружающая природа начинает нравиться мне все больше и больше, как все это затягивает меня. Я, наверно, в скором времени полюблю и эти вепсские дебри, дремучие, темные, непролазные, сырые и какие-то мертвенные.
Не знаю, откуда во мне это берется — нет бы любить светлые сосновые лесочки, веселые скалы и теплые морские пляжи. Вместо этого мне в душу лезет всякий первородный беспорядок. Мы будто бы двигались внутри картин какого-нибудь Васнецова. Наконец, небо потемнело, окружающие нас кривые деревья и усыпанная гнилыми листьями земля стали совсем черными, и на нас посыпался град. Для полного счастья.
Телеграфная линия уперлась в линию финских укреплений совершенно неожиданно. Дальше просека плотно зарастала, а тропа сворачивала налево. И влево, и вправо явственно уходили осыпавшиеся заваленные листьями и заросшие траншеи. Над траншеями возвышались бесформенные холмики.
Понятное дело, что прежде тут бывали другие любители забросов и фортификации, хоть и немногочисленные, но, похоже, очень деятельные. Поэтому на ветках деревьев и на кустах там и тут виднелись мелкие вешки из тряпичной ленты. Вот красная, вон еще одна — они, похоже, показывают общее направление линии.
А вот возле холмика завязана синяя. Так ведь это и есть дот!
Мы подошли поближе и увидели, что среди коричневых листьев и мха виднеется шарик бронеколпака с крошечной амбразуркой.
Над амбразурой, как иголки мультяшного ежа, топорщились куски арматуры, предназначенные, наверно, для крепления какого-то маскировочного материала.
Чуть по выше из земли торчала вентиляционная труба.
Вот и весь дот — его и в упор-то не особо увидишь, только сам холмик выдает его наличие.
Я огляделся вокруг. Град закончился, туча ушла, и где-то над кронами деревьев светило солнце. Но лес вовсе не становился от этого приветливее — он оставался таким же мрачным, сырым и холодным, только разве что в нем немного посветлело. И ведь приходилось кому-то когда-то лезть на эти амбразуры, через все болота, через бурелом и минные поля; возможно против своей воли, вероятно — с полным осознанием бесполезности этого дела и неприступности этой линии. Все что я читал про данный участок финской обороны, говорило о том, что он в самом деле был неприступен, и в 1944 году финны оставили его исключительно из соображений сохранения своих собственных сил. Красная Армия же тоже не предпринимала здесь никаких особенно активных действий, но насколько мне известно, все-таки иногда вяло и безуспешно штурмовала эти укрепления, и пересекла их, уже пустыми, только в ходе Свирско-Петрозаводской Операции. Мы обошли холмик дота и увидели его тыльную бетонную стену и вход в глубине траншеи.
Сразу скажу, что мы не ставили себе целью обязательно пройти и исследовать всю линию, так как не особо интересуемся второй мировой. Мы хотели просто провести небольшую разведку, убедиться в существовании данного объекта и вообще — просто составить какое-нибудь представление о нем. Поэтому осмотрев первый дот, мы двинулись в сторону Ровского озера и посетили еще несколько огневых точек, увидели также одно большое, но, к сожалению, затопленное бетонное сооружение.
Все эти небольшие пулеметные доты имеют однотипную конструкцию: сразу за входом расположен небольшой тамбур с люком — вероятно, он служил для сбора воды.
В стороне от тамбура находится небольшое помещение со стеллажами, на которых, видимо, хранились боеприпасы и другое имущество.
А прямо напротив входа располагается лаз в бронеколпак, который от этого пространства отделяется люком и возвышается метра на 3 от пола.
Подниматься туда я не рвался, поэтому мы ограничились осмотром всего хозяйства снизу.
К тому месту, где должна была стоять станина с пулеметом шел из подсобного помещения какой-то короб. Я предположил, что вероятно, прямо по нему подавалась пулеметная лента. Тут же торчали водопроводные трубы, по которым шла вода для охлаждения ствола.
Когда позднее я рассматривал старые фотографии, то сделал для себя открытие, что все финские станковые пулеметы с кожухами охлаждения всегда опутаны водяными шлангами. Никогда этим не интересовался, и вот, заметил такую интересную особенность. Под бронеколпаком до самого пола оборудованы дощатые гильзосборники — такие большие шкафы с окошечком внизу, через которое они опорожнялись.
Пройдя еще немного, мы поняли, что устали. Все-таки я не рассчитывал, что впереди нас ожидает что-нибудь новое. К тому же заряды града сыпали с неба все чаще и чаще, находиться в этом лесу становилось все более неуютно.
Я выковырял из очередной траншеи стальной прут, воткнутый в землю, поглядел на него, так и не понял что это, положил на место. Наташкин телефон разряжался — скоро она не сможет фотографировать, и это значит, что нам пора выбираться отсюда, опять возвращаться к болотам и зарослям, отделяющим нас от сухой уютной Буханочки, притаившейся в кустах на старой дороге в нескольких километрах отсюда.
