Среди тех, кто осознал весь ужас произошедшего одним из первых, оказался академик Валерий Легасов. Его вызвали на место трагедии в первые же сутки, чтобы он дал экспертную оценку и наметил план действий по борьбе с последствиями. Благодаря его решениям удалось избежать еще большего числа жертв, однако сам ученый заплатил за это чрезвычайно высокую личную цену.
В сериале «Чернобыль» от HBO его показывают человеком в свитере и крупных очках, сидящим на кухне и слушающим собственный голос с кассетного плеера. Он записал на пленку пять аудиокассет с откровенным рассказом о катастрофе и, опасаясь внимания спецслужб, спрятал их в вентиляционной шахте подъезда. Вернувшись в квартиру, покормив кота и выкурив сигарету, он свел счеты с жизнью. Именно так начинается эта драматичная история.
Эта начальная сцена мини-сериала задает мрачный и тревожный тон повествованию об одной из самых страшных техногенных катастроф XX века и о судьбе советского ученого-химика Валерия Легасова. Он сыграл ключевую роль не только в ликвидации последствий аварии, но и в честном расследовании ее причин, что в итоге привело к трагическому финалу.
Решение об эвакуации города Припять, спасшее десятки тысяч людей от смертельного облучения, было принято во многом благодаря его настойчивости. Позже именно Легасов выступил с беспрецедентно откровенным пятичасовым докладом в МАГАТЭ в Вене, где детально разобрал причины катастрофы. Его честность успокоила мировое сообщество, но вызвала острое недовольство и гнев советского руководства и многих коллег.
Однако как специалист по неорганической химии оказался в эпицентре ядерной аварии? И что именно подтолкнуло его к роковому шагу?
Дорога в Чернобыль
Валерий Легасов родился в 1936 году в Туле и с ранних лет определился с призванием. Будучи блестящим учеником и обладая лидерскими качествами, он мог поступить в любой вуз, но сознательно выбрал Московский химико-технологический институт имени Менделеева, который готовил кадры для атомной отрасли.
После выдающейся дипломной работы ему предложили заняться докторской диссертацией в престижном Курчатовском институте. Но молодой ученый сначала отправился на Сибирский химический комбинат в Томске (Северск), где участвовал в разработке плутония для ядерного оружия, желая получить практический опыт.
Чернобыльская атомная станция, 2019 год
Проработав два года на производстве, он все же вернулся в Курчатовский институт. В 36 лет он защитил докторскую степень, а в 45 стал одним из самых молодых академиков АН СССР. Легасов зарекомендовал себя как выдающийся специалист в области неорганической химии, в частности, за работы по эффекту Бартлетта-Легасова, и был удостоен множества государственных наград.
Несмотря на высокий статус, его прямой специализацией не были ядерные реакторы. Как вспоминает его дочь Инга Легасова, его участие в государственной комиссии по ликвидации аварии 26 апреля 1986 года во многом стало стечением обстоятельств. «Он не должен был быть в Чернобыле. Его специальностью была физическая химия, он работал над взрывчатыми веществами», — поясняет она.
«26 апреля была суббота. Папа был на заседании Президиума Академии наук с академиком Анатолием Александровым, который тогда был президентом АН. Александрову позвонили по закрытой линии. Требовался ученый для комиссии, но все его заместители из Курчатовского института были недоступны. Самолет уже ждал. Так мой отец уехал из Внуково и в тот же день оказался в Чернобыле».
Возможно, был и другой мотив для выбора Легасова. Еще до аварии он акцентировал внимание на важности новой методологии безопасности для предотвращения крупных аварий. Его дочь вспоминает, что он указывал на конструктивные проблемы реакторов типа РБМК-1000 (который и взорвался) и риски их эксплуатации, предлагая дополнить их защитным саркофагом. Однако это предложение было отвергнуто коллегами.
ЧАЭС 26 апреля 1986 года, фото И. Костин
Как в 1941 году, но еще хуже
Оказавшись на месте, Легасов полностью погрузился в работу. Он настоял на срочной эвакуации населения Припяти (которая началась 27 апреля) и координировал действия по снижению угрозы от разрушенного реактора. К его приезду открытый пожар был потушен, но в атмосферу уже было выброшено колоссальное количество радиоактивных веществ, а разрушенный реакторный блок продолжал представлять смертельную опасность. «Была такая неподготовленность, такой хаос, такой страх. Как в 1941 году, но еще хуже», — позже вспоминал сам ученый.
Легасов работал на износ, часто пренебрегая показаниями дозиметра. «Он был единственным ученым, который постоянно работал непосредственно на площадке, — говорит его дочь. — Он прекрасно понимал, что делает и какую дозу облучения получает».
Он по нескольку раз в день летал над станцией на вертолете для оценки обстановки. Именно под его руководством было принято решение сбрасывать с вертолетов большие объемы соединений бора, чтобы поглотить нейтроны и предотвратить возобновление цепной реакции. Позже к ним добавили доломит для отвода тепла и подавления огня углекислым газом, свинец для поглощения радиации, а также песок и глину, чтобы связать радиоактивные частицы. Всего в разрушенный реактор сбросили около 5000 тонн материалов, включая 40 тонн бора, 2400 тонн свинца, 1800 тонн песка и глины и 600 тонн доломита, а также фосфат натрия и полимерные жидкости. Позже, чтобы расплавленная радиоактивная масса не просочилась в грунтовые воды, под реактором был построен специальный защитный тоннель.