Недавно мы писали о заброшенной войсковой части на Моржовце, и упоминали емкости для топлива. Вот на них я хотел бы остановиться поподробнее, так как все эти емкостные парки являются обязательным элементом любого арктического объекта, будь то поселок, военный городок, погранзастава или что-нибудь еще. Топливо — это жизнь.
Прежде нам приходилось видеть только полностью готовые емкости, которые представляли собой просто закрытые «бочки» разных форм и размеров с остатками ГСМ. Исключение составили только те резервуары, что располагались на Земле Франца-Иосифа, которые утилизировали рабочие, и внутрь которых мне удалось мельком заглянуть. Но работа там велась столь быстро, что я даже ничего толком не успел понять.
А вот тут, на Моржовце, резервуары были построены, и почти доделаны, но так и не введены в эксплуатацию.
Забираться наверх, нам, признаться, было страшновато, но в стене каждой «бочки» имелся специальный лаз, по которому строители попадали внутрь, для окончательной сборки этих сооружений, и именно этими лазами воспользовались и мы.
Ну в самом деле, разве глядя на резервуар со стороны, ты думаешь, как его возводили? Я вот, лично, никогда об этом не задумывался. Когда ты глядишь на эту исполинскую ржавую шайбу, то первая мысль касательно ее происхождения приходит в том духе, что ее привезли сюда в сборе. Но нет, как же такую бандуру можно перемещать с места на место? Хотя, я и видел фотографии, на которых совершенно огромные резервуары зимой перевозят на санках, тягая их целыми упряжками тракторов. Однако же, новую емкость, наверно, проще построить прямо на месте, и подтверждение этому обнаружилось внутри первой же из них.
Когда мои глаза привыкли к темноте, а я освоился с какофонией звуков, бесконечно отражавшихся от обшивки и полностью дезориентировавших меня, то увидел что-то вроде лесов, закрепленных у стены. Видимо, на помосте работали сварщики, делая последние штрихи в своем очередном и почти законченном произведении. В другой стороне стояло что-то еще строительное, и мне сделалось совершенно очевидно, что все это было построено тут прямо как большой железный дом, из отдельных элементов.
Как ни странно, самой мощной частью всего резервуара оказалась его крыша, подкрепленная множеством швеллеров, и опирающаяся на колонну, установленную посередине. Мне всегда казалось, что основную нагрузку несут стены, которые распирает тысячей тонн топлива. Но стены почему-то были совершенно гладкими. Впрочем, инженерам было виднее. Наверно, снеговая нагрузка на крышу очень велика.
Где-то под потолком была закреплена табличка — на ней значились реквизиты изделия, прочитать которые я в темноте не мог; там же виднелись и другие примочки — отдушины и люки. «Даа!» — думал я, сбиваемый с толку оглушительным шуршанием — «Вот так вот все было почти готово, но что-то пошло не так и весь этот недостроенный военный поселок попросту бросили».
Шуршание издавала крошащаяся под моими ногами противокоррозионная мастика, или, может, просто битум, которым была залита вообще вся нижняя часть емкости, будто днище машины. И под кусками этой мастики виднелся металл, уже рассыпающийся в пыль. Похоже, сталь успела прогнить до дыр за прошедшее с постройки время. Неужели все это так и стоит прямо на земле без всякого фундамента? Вероятно, строители догадывались о том, что их работой никто никогда не воспользуется, и делали все не особо качественно, если за какие-то 20-30 лет вся конструкция пришла в такую негодность. А может быть, она просто не способна долгое время стоять пустой. Этого я не знал.
И вот еще, о самом замечательном свойств резервуара — этих самых звуках, которые я упоминал уже дважды. Прежде такие ощущения я испытывал в Амдерме, когда мы забрались внутрь сферических радиопрозрачных укрытий для РЛС.
Нахождение там вообще грозило натуральным выносом мозга, так как те были построены из «звонкого» стеклопластика, и форму имели такую, что любой, даже самый тихий звук, начинал гулять по внутреннему пространству, постоянно разбиваясь, множась, и видоизменяясь. На человеческое сознание это давило несказанно — ты начинал буквально теряться, переставал ориентироваться в пространстве и вообще что-либо соображать. Здесь же, внутри железного цилиндра, было немного полегче, но все равно уже минуты через три, происходящее начинало отдавать какой-то странной сказочностью.
Но скоро все это нас утомило, мы направились к ослепительно сияющему кругу лаза. Я полез первым, и просунув туда голову, очутился в ватной тишине теплого солнечного дня, пропахшего соляркой и багульником. Впереди нас ждали еще и заглубленные командные пункты, которые мы приметили по пути сюда.