Ты имя вдруг мое шепнул беззлобно

Никогда мы с тобой не верили, что наше расставание окажется окончательным. Я возвращалась в Ташкент снова и снова. Мы виделись, делили трапезы — обеды или ужины. Тебе удалось найти свое место, устроиться после того, как рухнул Союз. Но в одну из последних поездок я не могла не заметить, как ты изменился — сильно сдал, похудел, годы легли на лицо. Мысль о том, что ты мог серьезно заболеть, даже не приходила мне в голову.

Последний звонок

В тот финальный приезд ты отказался от встречи. Я гостила у подруги Наташи и, вопреки привычке заглянуть к тебе в институт, просто набрала номер. По голосу в трубке ты казался полным сил. Я уговаривала тебя увидеться, а ты в ответ твердил что-то про алименты: «Ты-то их не платишь! А мне вот Ваську еще учить надо!» Твоему Ваське было уже под тридцать. Я лишь умоляла: «Да мне просто взглянуть на тебя! Меня не нужно угощать, я сама могу!» С учетом разницы в курсах наших валют, мои русские деньги в Ташкенте делали меня более чем состоятельной. Но ты так и не пришел. Я не обиделась. Вообще, я никогда на тебя не обижалась. Я жила надеждой на новую встречу. Что же ты так старательно от меня скрывал? Теперь-то я знаю ответ.

Поцелуй навека

"Мой голос, торопливый и неясный,
тебя встревожит горечью напрасной,
и над моей ухмылкою усталой
ты склонишься с печалью запоздалой,
и, может быть, забыв про все на свете,
в иной стране - прости! - в ином столетьи
ты имя вдруг мое шепнешь беззлобно,
и я в могиле торопливо вздрогну".
Это строки Иосифа Бродского.
Я верю, что твоя душа теперь в раю. Или, быть может, в аду. Да какая, в сущности, разница! Если я, глядя в небо, вижу тебя в звездах, в луне, в самой лазури. А сегодня небо было кристально чистым — вымытая синева, будто после ливня, хотя дождя и не было. Это просто ты смотрел на меня с высоты. Или это я, погрузившись в память, смотрела на тебя и видела твои синие глаза. Ка-ли-ни-и-и-и-н!!! Пока я жива, ты будешь вздрагивать, едва я позову тебя…

P.S. По телевизору шла передача «Три аккорда». Григорий Матвейчук пел «Сингареллу»: «Струны как любовь цыгана/ Зазвучат хмельно и пьяно /Лишь в объятьях атамана/ Станешь от любви ты пьяной/ Знаю я не так уж молод,/ Но еще могуч мой молот/ Hаковальня стонет звонко/ Коль в руках моих девчонка». И меня накрыло волной воспоминаний. Ты всегда в машине ставил записи Михаила Шуфутинского. А на словах «еще могуч мой молот» с многозначительным видом поднимал указательный палец. Твой «молот» никогда тебя не подводил! Боже! За что? За что я так жестоко наказала саму себя? Вместо того чтобы окунуться с головой в любовь к тебе и испить до дна хмельной напиток страсти, переходящей в ненависть, я преступно оскопила и себя, и тебя.

Русское безумие и вечная память

Знаешь, я не люблю российские города. Они, кажется, совершенно не приспособлены для нормальной жизни. Бесконечные бордюры, через которые нужно перетаскивать коляску — детскую или инвалидную, все равно, отсутствие пандусов, три ступеньки в трамвай или троллейбус и тому подобное. Это не города — это воплощение русского безумия. Но больше всего поражают русские кладбища: два квадратных метра, огороженные острым частоколом, с калиткой и висячим замком. Что мы прячем? От кого? «Хоть мертвый, но мой!»? Твоя жена Наташа надежно заперла твое тело. Слава Богу, что душа твоя бессмертна, а моя память по-прежнему остается мне верна.
Если вам откликнулся мой рассказ, подписывайтесь на мой канал.

#любовь #отношения между мужчиной и женщиной #кто играет королеву #путешествие во времени #семья и дети

Больше интересных статей здесь: Путешествия.

Источник статьи: Ты имя вдруг мое шепнул беззлобно.