Этот необычайно просторный и когда-то явно богатый дом одиноко стоял посреди буйного луга, наполненного гулом летних насекомых. Наверное, вы представляете себе такую картину — жаркий, почти знойный день в глубинке Вологодской области, где время, кажется, замедлило свой бег.
Мы пробирались сюда через высокую траву не просто из любопытства, а с конкретной целью — исследовать этот двухэтажный особняк. Поодаль виднелись другие, более скромные и покосившиеся избы, выстроившиеся вдоль реки и почти утонувшие в зарослях. Было ясно, что жизнь здесь давно замерла, и вокруг царила полная, почти звенящая тишина.
К дому нас привела свежая колея — следы машины, проехавшей здесь около месяца назад. Хотя дом не был полностью разграблен и внутри оставались интересные вещи, мы не собирались ничего забирать.
Во-первых, из этических соображений, а во-вторых — потому что у таких старых деревенских домов, даже если они кажутся бесхозными, часто есть владелец, и наше вторжение могло бы его огорчить.
Спор об истории дома
Лично мне кажется, что дом построили в 60-х годах прошлого века, хотя моя спутница Наталья уверена, что он гораздо старше. Возможно, как и наш собственный дом, его возвели ещё в 20-е или 30-е годы. Мы спорили об этом, стоя на скрипучем крыльце и заглядывая в тёмные, пропахшие сыростью помещения.
В пользу моей версии говорит то, что здание изначально явно планировалось как многоквартирное: у него два отдельных входа, двухъярусный туалет, две симметричные половины, два этажа и, соответственно, четыре отдельные квартиры.
Аргументом Натальи служит невероятная добротность и капитальность постройки. В сенях, которые служили лестничной клеткой, были видны открытые брёвна, так называемый «лафет», идеально выструганные плотниками до зеркальной гладкости. Но вскоре наш спор об возрасте угас — нас куда больше увлекло исследование первой квартиры, состоявшей из двух комнат.
Следы прошлых жильцов
Среди разбросанного по полу хлама мне постоянно попадались пузырьки и склянки аптечного вида. Подняв одну большую бутыль, я увидел этикетку — это был физраствор. Вероятно, всё это должно было намекнуть, что здесь жил медицинский работник.
И это логично: из окна был виден противоположный берег реки, заросший кустами, где, как рассказывали местные, когда-то стояла сельская больница. Я аккуратно поставил бутыль на место и стал осматривать остатки обстановки.
В целом здесь царил относительный порядок, вещей было немного. Мой взгляд выхватил лишь пару артефактов, которые, судя по всему, появились здесь позже основного беспорядка — бутылки из-под пива «Балтика» с дизайном 90-х и «Алкогольного напитка Цитрон».
На крыльце, кстати, валялся баллон из-под «Рояля», который отлично дополнял эту коллекцию напитков моего детства. Боже, я же пил эту газировку ещё в восьмом классе! А тара стоит тут, с этикетками, будто её оставили вчера. «Цитрон», скажу я вам, был редкостной гадостью — хуже был только виноградный «Инвайт» или тот же «Рояль». И вот уже 30 лет как прошло...
Подъём на второй этаж
Вторая половина первого этажа была сильно разрушена — там обвалилось перекрытие, поэтому мы решили подняться по лестнице наверх. Там оказалось куда интереснее.
Стены небольшого тамбура, куда мы попали, не были заклеены обоями, и от этого он смотрелся как-то по-особенному красиво, несмотря на мусор. Только гладкое, выструганное дерево и аккуратные стыки между брёвнами. У входа в квартиру стояли два стенных шкафа, забитые тем же хламом, пустыми склянками и какими-то учебными плакатами с детьми.
В шкафах ничего примечательного я не нашёл, и мы прошли в комнату.
Кладовая педагогического прошлого
И эта комната, и следующая были буквально завалены горами книг по педагогике, стопками тетрадей, классными журналами — тут и гадать не приходилось, что эту жилплощадь занимал учитель местной школы.
Я присел на корточки и начал листать какой-то конспект, каллиграфически исписанный пером и датированный 1969 годом. Как же красиво люди писали тогда! Ещё с полчаса мы перебирали тетради и журналы, на которых встречались даты от конца 60-х до начала 90-х годов.
В моей голове начала вырисовываться ясная картина: этот четырёхквартирный дом, скорее всего, специально построили, чтобы селить сюда специалистов, приезжавших в деревню по распределению — врачей, учителей, агрономов.
Вероятно, многие из них не задерживались здесь надолго, жили какое-то время, а потом переезжали в собственные дома или вовсе уезжали, например, в город.
Однако все эти записи были лишены какой-либо индивидуальности, предельно сухи и официальны. Это не то, что можно найти в солдатских конспектах на заброшенной части, где на последних страницах всегда есть рисунки или мысли, помогающие представить себе автора.
Нет, здесь всё было выхолощено, от прежних хозяев не осталось и намёка на личность. Так могло бы выглядеть аккуратное общежитие с часто сменяющимися, не оставляющими следов постояльцами.
Наталья смотрела в окно, восхищаясь видом на реку и молодую поросль, захватившую противоположный берег. Когда-то там кипела жизнь, а теперь не осталось даже намёка — ни фундаментов, ни других следов.
Я же в это время копался в стопке журналов «Крестьянка» за 1980-й год. Что ж, пора двигаться дальше.
