Александр Родченко — фигура, без которой невозможно представить советское фотоискусство. Даже если его имя вам незнакомо, вы наверняка встречали его работы — они стали визуальными символами целой эпохи.
Он был одним из основоположников русского авангарда, человеком, который переосмыслил саму суть фотографии.
Его творческий подход радикально изменил устоявшиеся в начале XX века представления о композиции, ракурсе и смысле снимка.
Сегодня его новаторские ракурсы кажутся привычными — они стали частью истории фотографии. Но в начале 1930-х годов эти эксперименты воспринимались как дерзкий вызов традиции.
Его смелость в выборе угла съёмки и композиции поражала современников и открывала новые горизонты для визуального языка.
Беломорканал: документация ГУЛАГа через объектив авангардиста
Особый интерес представляют его снимки Беломорско-Балтийского канала. Многие из этих кадров стали хрестоматийными. Родченко был приглашён запечатлеть эту грандиозную стройку ещё на этапе её возведения.
В этих работах легко узнаётся его фирменный стиль — необычные ракурсы, динамичные диагонали, смелая работа с формой.
Даже снимая заключённых ГУЛАГа и их тяжёлый труд, он оставался верен своему художественному видению, превращая документальную хронику в мощные графические произведения.
Почему для этой задачи выбрали именно его? Родченко был не просто фотографом, а гением визуальной пропаганды. Он создал новые стандарты дизайна, рекламы и плакатного искусства в СССР, полностью перевернув прежние представления. Кто, как не он, мог передать масштаб и энергетику «великой стройки» с необходимой идеологической силой и художественным новаторством?
Связи с системой: салон Лили Брик и ОГПУ
Биография Родченко тесно переплетена с советскими органами госбезопасности. В 1920-е годы в Москве действовал «Салон Лили Брик», который, как выяснилось позже, функционировал не только благодаря харизме хозяйки (агента ГПУ № 15073), но и при поддержке заместителя начальника секретного отдела ОГПУ Якова Агранова. Целью салона был контроль над творческой интеллигенцией. Этот своеобразный клуб, который писатель Борис Пастернак позднее иронично назвал «салоном милиционеров», часто посещал и Александр Родченко, тесно общавшийся с семьёй Брик.
Возвращаясь к Беломорканалу: для идеологического обеспечения проекта требовались художники и фотографы. За полгода до завершения стройки возникла необходимость в создании на месте собственной фотолаборатории. Родченко, судя по всему, был отправлен не только для пропагандистской съёмки, но и для организации этой лаборатории. «Лаборатория готова и я начал работать», — сообщал он в своих письмах.
Тайная миссия на «великой стройке»
Родченко прибыл на объект в начале 1933 года. Он был единственным «гражданским» фотографом на этой стройке, и работал там в условиях секретности.
Ему выплатили гонорар, обеспечили питание и относительно комфортными условиями, о чём он писал жене: «Не писал по причине незнания, где, что, и отсутствия пропуска. Теперь все в порядке. Здоров и выгляжу хорошо. Ем, пью, сплю, и пока не работаю, но завтра начну. Все замечательно интересно. Пока прямо отдыхаю. Условия прекрасные… Не говори никому лишнего, что я на Беломорсайте…»
По словам самого Родченко, на Беломорканале он сделал более двух тысяч снимков (сегодня известно не более тридцати). Оригинальные негативы, вероятно, остались в архивах ОГПУ-НКВД. До нас дошли лишь те отпечатки, которые отбирались и использовались для официальной пропаганды.
Позднее, в статье для журнала «Советское фото», он рассуждал о «перестройке художника», проводя параллель с «перевоспитанием» заключённых: «Меня потрясла та чуткость и мудрость, с которым осуществлялось перевоспитание людей. Там умели находить индивидуальный подход к каждому. У нас [фотографов] этого чуткого отношения к творческому работнику еще не было тогда…» Эти слова сегодня звучат особенно многозначно, раскрывая сложность положения художника в тоталитарную эпоху.