Я размеренно, как тяжелый робот, шагаю по подземелью; мокрый песок ритмично засасывает сапоги — по хлюпанию под ногами можно отмерять секунды. Свет китайского фонаря с натугой раздвигает тьму. Я придумал дело, которому посвящу ближайшие пять минут жизни: пройду пятьдесят метров от палатки к ручью и столько же обратно, наберу в три кружки воды. Сейчас я, очевидно, похож на свинью в хороший день: покрыт толстым слоем глины, испачкан в песке. Но все это можно увидеть, только если навести на меня фонарик.
– Если просто грязный — одно дело. А если этот замызганный человек придет в сапоге на одной ноге и носке на другой? — гид-спелеолог Володя с удовольствием подхватывает тему.
Если бы можно было щелкнуть выключателем и зажечь свет, то мы бы увидели как Володя стоит, помахивая беспомощной ногой в носке. Где-то около шести минут (это вместе с дорогой) мы тратим на то, чтобы спасти партнера.
Считается, что человек обладает внутренней способностью оценивать продолжительность тех или иных промежутков времени в часах, минутах и секундах — для этого таланта даже придумано неприятное греческое слово “хроногнозия”. Есть ученое мнение, что при некоторых психических заболеваниях (например, шизофрении) больной полностью теряет ощущение времени — а если ты нормальный, твои внутренние часы всегда тикают отчетливо и верно. Но у меня на этот счет своя история.
Когда мне было лет пятнадцать, время тянулось медленно, как процесс мирного урегулирования на Кипре. Я тогда хотел поскорее стать знаменитым рок-музыкантом. Это ощущение сегодня я вспоминаю с удивлением. Так просто не бывает! Ты проснулся утром, и уже закручен в череду мелких (и часто бессмысленных) занятий: одновременно выбираешь в интернете кровать, ищешь информацию по работе, параллельно уговариваешь сына все-таки сходить на занятие по ушу, тут же споришь с другом насчет системы слива дождевых вод и планируешь новогодний отпуск.
Ученые говорят, что “чувство времени” у человека формируется из внутренних и внешних источников: благодаря ритмичным процессам, которые происходят в организме (дыхание, сердцебиение и т.д.) и с по- мощью обработки поступающей из внешней среды информации (изменение освещенности, температуры и.т.д). А я бы еще добавил, что пробиться к своему внутреннему чувству времени посреди рабочего дня в большом городе — все равно что пытаться слушать концерт Юрия Башмета в доменном цеху Череповецкого металлургического завода.
Французский исследователь Мишель Сифр разбирался с этим философско-физическим явлением, уходя на месяцы в одиночку под землю (без всяких часов). Уйдя на глубину на 205 дней в 1972 году (наверху было организовано дежурство, вниз протянули телефонную связь), он полагался только на свои внутренние часы. Первый месяц он легко выдерживал суточный ритм, но потом его график "поплыл": к концу заточения его день длился то 28 часов, то 48. Не исключено, что это связано с психологическими проблемами Сифра (оказавшись на поверхности, он вынужден был обратиться к психологам).
200 километрах от Архангельска течет широкая река Пинега, стоят вековые деревья.
Какие-то люди здесь, конечно, есть — например, в поселке Пинега живет целых 3225 человек. Этот населенный пункт стоит в лесах с XI века; сюда, например, сослали князя Василия Голицы на, фаворита царевны Софьи (здесь он и помер в 1714 году). Но кроме пенсионеров и заброшенных монастырей здесь нет ничего, даже железной дороги. Земля тут пронизана карстовыми пустотами, и ничего серьезного строить нельзя — провалится.
До этого царства Аида мы добирались от Архангельска по грунтовке на попутной машине. Коротавшая с нами путь пинежанка Алена описывала местные условия:
– Общественный транспорт к нам не ходит, есть частная маршрутка два раза в день. А осенью я ехала из Архангельска часов восемь, дорогу размыло. Рассчитывайте на то, что можно сильно задержаться — вдруг с неба снова польет.
Через четыре часа пути мы вывалились из машины где-то среди березовых стволов. Гид-спелеолог Володя, привычно свернув в кусты, зашагал через поваленные деревья. Минут через сорок мы стояли на холме, у подножия которого в склоне виднелась дыра диаметром метра в два — вход в пещеру.
Володя в такие дырки проникает уже лет тридцать — начал заниматься спелеологией еще в конце 1990-х, был членом местного клуба, ездил по Пинежскому району в экспедиции, кропотливо зарисовывал карты подземных ходов:
– Вся эта спелеологическая деятельность в нашей стране тогда уже угасала.
Закончив фразу, Володя начинает петь:
– Вече-еер спрятался за крышу-у, в тишине звучат шаги, может ты меня услышии-ишь...
Ровно в шесть часов вечера мы лезем в пещеру под песню Юрия Визбора в исполнении спелеолога. Фотограф Ваня исчезает под землей, успев сделать мне страшные глаза, — бардов он не любит.
Я толкаю перед собой рюкзак и лезу тоже. Мы протискиваемся по узкой каменной щели друг за другом, ползем вниз, карабкаемся вверх и снова еле- еле пролезаем куда-то. Ощущения такие, словно при выключенном свете ползешь под длинной чередой диванов и кроватей, причем пол в этой комнате то поднимается вверх на 60 градусов, то критически кренится вниз.
Ну а потом вдруг, бам — выпадаем в небольшую пещеру.
– Нет, тут неуютно будет. Дальше давайте, — комментирует Володя, ложится на живот и исчезает в очередной дыре. Проползав еще минут двадцать, мы оказываемся в месте, которое полностью удовлетворяет нашего коллегу: пространство сто на сто метров, высота потолка — около пяти.
Знакомься, это грот “Холодный” пещеры “Голубинская-1”. Тут нет никаких сталактитов и сталагмитов; сверху нависают здоровенные каменные глыбы, стены кривые, словно их грызли огромные мыши. Тут и там выпирают куски породы, похожие на заготовки ленивого скульптора: вот он пытался выдолбить в желтоватом камне огромные головы неизвестных существ, но бросил занятие на полпути. Пол залит водой, ручей делит грот ровно на две части: на одном берегу относительно ровное пространство, на другом свалены в кучу с десяток камней высотой по пояс каждый.
Чертыхаясь и подсвечивая друг другу фонариками, выбираем наиболее сухой пятачок между стеной и ручьем, ставим палатку. Потом зажигаем с десяток свечей и пытаемся фотографировать. Голос Володи отражается от стен:
Воздух в пещере пропитан влагой и холодом, но запахов тут нет. Потому что нет жизни. В 2000 году в “Го- лубинской-1” обнаружили лягушек, которые каким-то образом адаптировались к жизни в кромешной темноте — впрочем, мы этих героических земноводных не встретили. Периодически здесь находят рачков-бокоплавов, которых, очевидно, воды за- носят откуда-то с поверхности. Вот, собственно, и всё.
– Туристов сюда тоже периодически заносит, точнее, я их сам привожу — без ночевок, конечно. Последний раз я ночевал в пещерах лет двадцать назад: мы ползали неделю, изучали и на поверхность не поднимались. Тут, конечно, забываешь, какой сегодня день недели, — рассказывает Володя.
– Да у меня и наверху такое бывает: работаешь-работаешь и забываешь, какой день недели. А потом — раз — и уже осень, лето прошло, а с детьми так в поход и не сходил, хотя обещал... — для экономии мы выключили фонарики, и от Ивана в пещере остался только голос. Вскоре мы устраиваем скромный ужин: лучи фонарей пляшут на тушенке и бородинском хлебе.
Прошла еще пара часов. Мы обсудили все, что можно, сидим и думаем каждый о своем. Вокруг густая, как черный крем для обуви, темнота. И тишина, которая забирается в уши, как вата. Ко всему этому добавляется ощущение того, что наверху — только толщи земли и бесконечный лес.
А оно и не пытается сбежать, застыло неподвижно. Тут-то я и отправляюсь за водой с тремя кружками. Около минуты до ручья и еще столько же обратно: я отчетливо ощущаю эти две минуты, которые, словно деньги из кошелька, осознанно трачу на то, чтобы набрать воды. Чуть позже мы с Ваней решаем вслепую замерить отрезки времени.
– Поехали! Скажешь, когда кончатся пять минут, — говорю я и отдаю часы Володе. Мы с Ваней сидим молча и светим друг на друга фонарями. Фотограф сдается первым.
– Ну все, готово, прошло, — уверенно сообщает он. Чуть позже я тоже подаю сигнал.
– Ага, твои, Антон, внутренние часы, отстают почти на полторы минуты. А у Вани на 40 секунд спешат! — резюмирует Володя.
В этом вакууме меня начинает клонить в сон уже в 9 вечера (прямо как в детстве, после “Спокойной ночи, малыши”), хотя обычно я укладываюсь не раньше 11. Залезаю в палатку, укутываюсь в спальник, за мной следуют и Ваня с Володей. Долго не могу уснуть, ворочаюсь, кажется, прошло два часа, но, потом гляжу на часы — нет, всего сорок минут.
Позавтракав и собрав палатку, мы вылезаем из пещеры и по лесу добираемся до деревни Красная горка: дома заколочены, на горизонте чернеют развалины монастыря, покосившийся столб указывает куда-то в сторону Норвегии.
Я включаю телефон, он услужливо находит сеть и начинает натужно блямкать. “Сейчас узнаю...” — пишу я в ответ на сообщения. Тут же делаю несколько звонков: минуты, постепенно ускоряясь, несутся вперед.
А где-то в пещере рачок-бокоплав крепко держит своими ногочелюстями остановившееся время.
Другие наши истории и фото – на канале Вани Дементиевского, моего друга и напарника по путешествиям.
Zorkinadventures. Мужской опыт и истории. Рассказы о вещах, местах, событиях и героях. Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить свежие публикации! Присылайте свои истории на Этот адрес электронной почты защищён от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.