У Леры вроде бы счастливая семья – муж и две дочери тринадцати и двух лет. С мужем вместе с юности, уже пуд соли съели, и с другим человеком Лера себя просто не представляет.
Подруги ей завидуют – все считают, что Лерин муж не только семьянин примерный, но еще и отец, каких поискать. С первой дочерью и ночами вставал, и с коляской гулял, и в саду воспитатели только его и знали, мать почти не видели – он ребенка и приводил, и забирал, и на участке беседку красил, и в группе стенды делал...
А сейчас все то же самое проделывает с младшей дочерью. Выводит ее во двор и в парк, таскает на плечах, балует и гордится.
Мало кто знает, что отношение к старшей дочери с рождением второй (а может, и вне зависимости от этого, потому что началось все немного раньше, лет с десяти старшей) у папы поменялось в корне.
Надо сказать, девочка сильно изменилась.
Из пухленькой кудрявой хохотушки получился полноватый угловатый подросток, к тому же не особо хватающий звезды с неба в плане учебы. И в этом обличье папа ее словно бы не узнает.
Папе все не так и не то.
Не так сидишь, не так глядишь, дышишь громко, чихаешь как грузчик, ходишь как слон, смеешься не к месту... По математике за четверть вышла тройка – папа устроил такой скандал, как будто вся жизнь под откос. Взялся заниматься. Во время этих занятий психует, кричит, совершенно не выбирая слов – и тупая, и овца, и бестолочь...
Ситуация усугубляется тем, что в семье растет вторая кудрявая хохотушка, которую папа просто боготворит. На руках таскает, все прощает, балует, любит и гордится. В то время, как старшую только шпыняет.
Много раз Лера пыталась поговорить с мужем о том, что так нельзя.
Муж изображает искреннее непонимание.
– А что такого? Тройка по математике за четверть – это из ряда вон, и заниматься надо. Заниматься она не хочет, глаза пустые – надо приводить ее в чувство. Иначе скатится до двоек, будет хуже. Воспитывать тоже надо, чтоб не топала, не хлопала, вещи берегла. Взрослая же девка, должна понимать. Нечего изображать кисейную барышню, подумаешь, истеричка, овцой ее обозвали... А как ее обозвать, если она и правда овца? Смотрит тупыми глазами, простых вещей не понимает...
Недавно муж уехал на неделю в командировку – девочка прямо расцвела. И добрая, и улыбчивая, и ласковая, маме в глаза заглядывает, с сестренкой нянчится, что–то рассказывает.
– Как все–таки хорошо втроем, – как–то вечером сказала девочка. – Без отца. Никто не кричит, не нудит... Знаешь, мам, у Ленки вот родители развелись, когда мы еще во втором классе учились, и я раньше думала – какой ужас, бедная Ленка... А теперь думаю – Ленка счастливый человек, с мамой живет... Вот бы и у нас так...
После этого разговора с дочкой Лера ходит сама не своя.
Разводиться она вроде бы не готова. Сидит в декрете, материально пока зависит от мужа. И как муж он неплохой – и работает, и обеспечивает, и заботится, и вроде бы любит. От таких просто так не уходят. Тем более по просьбе тринадцатилетней дочери.
Да и вторая дочь растет, для нее–то он папа идеальный, только о папе целый день и говорит – когда он с работы придет. Лишить ее папы просто так – тоже наверно не правильно.
А старшая девочка в семье ведь явно страдает.
Сесть и поговорить с мужем – не вариант, и садилась, и говорила. Может, конечно, говорила не так, но уж как умела. Результат ноль. Хотя, в общем–то, после таких разговоров муж становится потише.
К психологу муж не пойдет – у него нет проблем. Он воспитывает ребенка, а кому не нравится – пусть идут лесом...
А может, не стоит раздувать из мухи слона? Пусть идет как идет, в конце концов схема: добрый коп–злой коп – не даром одна из самых действенных во все времена.
Папа наругает, мама пожалеет – вот и достигнут тот золотой баланс в воспитании?
В конце концов, папа тоже, наверно, плохого не хочет родной дочери...
Что думаете?