Я хотела разрушить семью брата, но взяла себя в руки и переехала в другой город

У брата своя пиццерия. Маленькая, но уютная. Готовят там — пальчики оближешь! Поэтому посетителей много, заказов на доставку ещё больше, прибыль есть.

Когда дело пошло в гору, Виктор не зазнался. Он так и остался нормальным человеком, которому не трудно подменить на развозе приболевшего курьера, или помочь повару в час пик.

Я хотела разрушить семью брата, но взяла себя в руки и переехала в другой город

Так он и познакомился с Любой — доставил ей пиццу. Я тогда у Виктора уборщицей по вечерам подрабатывала, во время учёбы.

Он вернулся в тот день сам не свой, глазища горят, аппетит пропал. Сразу ошарашил:

— Женюсь!

Витя сказал — Витя сделал. Ухаживания продлились год, в итоге Любовь сдалась на милость победителя. Свадьбу сыграли в пиццерии.

Живут, работали вместе одно время — брат свою жену администратором к себе взял. По полдня хихикали, переписывались, по углам обжимались.

История их отношений развивалась практически у меня на глазах. И я, тогда ещё наивная девушка, радовалась за брата, втайне мечтая о чём-то подобном. Чтобы пылинки сдували, на руках носили, в глазах моих тонули. Чтобы взаимопонимание... как объяснить? Иногда в пиццерии проводились, а может сейчас проводятся, серии игр в "Крокодила". И Витя с Любой всегда понимали друг с друга с одного взгляда.

Тогда у меня с мечтами не сложилось. В двадцать два года я стала матерью-одиночкой. Отец ребёнка мимикрировал под порядочного человека, но, узнав о беременности, слился.

Витя не бросил в беде — позвал к нему работать на должность официантки. Я согласилась. Сейчас задаюсь вопросом: и как он меня в первый же день не уволил? В руках ничего не держалось, слёзы катились из глаз независимо от моего желания, постоянно спотыкалась на ровном месте.

С ребёнком очень помогали родители. Мама и папа нас кормили и поили. Папа работал, мама с внуком сидела. Вроде как надо было жить и радоваться жизни. Но у меня не получалось.

Обидно было смотреть на идеальный брак брата. Я физически чувствовала зарождающуюся ненависть к Любе. Мне казалось, что раз я глубоко и безнадёжно несчастна, то и у окружающих нет права на счастье.

Взять деньги из кассы, свалить вину на Любу... Намекнуть о её неверности... Подставить подножку... "Случайно" опрокинуть на неё поднос... Перед сном я отгоняла эти ужасы, что лезли в мою голову.

Я не успела ничего испортить. Поймав себя на мысли, что готова приложить усилия и материализовать эти гнусные мысли, лишь бы брат развёлся, я взяла себя в руки. Затем уволилась, заняла у родителей деньги на первое время, взяла сына и уехала жить в другой город.

Сейчас у меня есть муж. Я не искала папу для сына, я не искала себе крепкое мужское плечо. Я вообще шарахалась от любых намёков на отношения. К счастью так вышло, что он смог окружить нас любовью и заботой, он сумел стать частью нашей семьи. Я счастлива. Только воспоминания не дают покоя.

Не знаю, как объяснить. Я и раньше, когда Витя выручил меня с работой, понимала, что так нельзя. А сейчас меня передёргивает, стоит только представить, что какой-нибудь близкий человек улыбается мне в глаза, а за спиной мечтает о крахе моего счастья. И втройне ужасно от того, что я сама была таким человеком.

Мне неловко видеть Витю и Любу, я даже стараюсь пореже приезжать в гости к родителям. Мне кажется, что они смотрят на меня и всё знают. Знают, как я их чуть не возненавидела и пожелала зла. Всё равно отношение чувствуются, и видно насколько искренен собеседник. А я ещё тогда была молода, недалёка, эгоистична. И вряд ли обстоятельства моей жизни тех времён могут послужить мне оправданием.

Вероятно, что я сама себя накручиваю. Скорее всего они и думать обо мне не забыли. Вряд ли Витя с Любой вечерами дома обсуждают мои злобные взгляды несколько-летней давности. Но я ничего не могу с собой поделать.

Знаю, что недавно у них родился ребёнок. И меня ещё больше накрыло: а если бы я тогда умудрилась разрушить их отношения? Ничего бы этого не было: ни переезда, ни моего мужа, ни племянника. Была бы только горстка несчастных людей.

Никак не решусь поговорить, попросить прощения. Да и надо ли ворошить былое? Но и отпустить случившееся, простить саму себя, тоже как-то надо. Только как? Муж говорит, что мысли не могут быть наказуемыми. Что раз я не перешла от дум к делу, то я ни перед кем не виновата. Может, он прав?