В прошлый раз я рассказывал о нашей очень непростой попытке забраться на яхте в губу Восточной Камбальницы, на баренцевской стороне острова Канин, которая в итоге закончилась неудачей. Мы встали в итоге на якоре между двух кошек в единственном найденном более-менее глубоком месте с твердым намерением убраться подальше отсюда следующим утром. «Лучше с тем же усердием я пытался бы залезть в реку!» - ругал я себя, но теперь уже и время было упущено, и все желание пропало. Кроме того, в ближайшие дни погода обещала испортиться, а в каких-то 140 километрах на юго-востоке лежала Индига — деревня с магазинами, стоящая на удобной и безопасной реке. И, кроме всего прочего, я точно знал, что в этой деревне можно купить немного бензина. В общем, выбор был очевиден: бегом, на Индигу!
Утром, правда, оказалось, что все кругом окутано густым туманом. Видимость была столь плоха, что я не мог различить берега ближайшего островка, и сперва у меня даже возникли сомнения по поводу возможности прохода по опасной узости в подобных условиях. Но я быстро прогнал эти сомнения, ведь у меня имелся вчерашний трек, полностью повторив который, мы сможем беспрепятственно выбраться отсюда по извилистой протоке, скрытой от глаз слоем воды.
Но как бы не так. Проблема в том, что любой картплоттер работает с некоторым запозданием относительно реальности. Например, в моей самодельной системе это запоздание достигает примерно 3 секунд. Я вовремя не обратил внимания на эту особенность и потому даже не пытался ее как-то исправить. Согласитесь, что за несколько секунд можно успеть необратимо сбиться с курса и посадить лодку на мель.
Первые сотни метров дались мне вполне легко. Там просто нужно было держать одно направление, что я успешно делал по магнитному компасу. Но вот далее требовалось обойти препятствие, то есть немного повернуть несколько раз, и затем вернуться на прежнюю воображаемую линию движения. Здесь, при отсутствии любых различимых ориентиров у меня начались проблемы: сперва я повернул слишком сильно, затем слишком сильно попытался вернуться, потом я запаниковал и начал дергаться туда и сюда. Спустя какие-то мгновения я с ужасом понял, что полностью потерял ориентацию. Эхолот показывал то 3 метра под нами, то 1,5, то 2, но я не понимал, в какую сторону мне надо двигаться, чтобы вернуться в промоину, и к тому же меня сносило в сторону ветром, волнами и течением. Наконец, все пришло к своему закономерному завершению. Лодка с силой бухнулась во что-то, потеряла ход, накренилась, а остатки поломанных прибойных волн принялись загонять ее, беспомощную и завалившуюся на борт, все дальше и дальше в западню.
Я, конечно, описываю все это достаточно спокойно. Но на самом деле, то что случилось, для меня было одним из самых страшных событий, которые я себе представлял. К тому же, в самом начале нашего пути я допустил чудовищную ошибку, которую осознал только сейчас: мы снялись с якоря в начале отлива, по самой полной воде, и глубина сейчас неумолимо уменьшалась везде вокруг. То есть наше положение с каждой минутой усугублялось не только волнами, стремящимися закинуть яхту все дальше и дальше на мель, но и уходящей водой. А яхта наша, вместе со всем ее грузом весит более 3 тонн — обсохни она еще немного, и никаких человеческих сил не хватит для того, чтобы сдвинуть ее с места.
Хорошо еще, если до следующего прилива не раздует ветер. А если раздует? Если волна станет больше и сильнее? Тогда нас закинет еще дальше, и тут не спасет даже прилив. А если раздует совсем сильно? Лодку бить о песок, опрокинет, сломает ей мачту, и вообще — оторвет все выступающие части; вода зальется внутрь, и тогда она в считанные часы станет столь привычным для этих мест развороченным и замытым в песок трупом когда-то действовавшего механизма. А мы останемся одни среди песка и холодного моря.
Первые секунды я, действительно был в шоке и не знал, что делать. Но вариантов тут было не много. Точнее, вариант действия имелся всего лишь один. Я выхватил из кокпитного рундука якорь и велел Наташке выдавать мне веревку, пока я на байдарке попытаюсь завести якорь на глубокое место, чтобы вытянуть с его помощью лодку. Это получилось сделать быстро и слаженно.
Что дальше? Все руководства предписывают закренить лодку для облегчения ее снятия с мели, но у нас для этого, очевидно, не хватало сил. Тем более, что она и так уже достаточно завалилась на один борт. Правда, надежда на что-то все еще оставалась, так как некоторые волны ее все-таки до сих пор поднимали над дном, а потом с силой бухали об него. То есть случались такие моменты, когда яхта оказывалась свободной.
Сперва я подумал, что можно прицепить якорный канат к стаксель-фалу и попробовать тянуть за топ мачты. Это могло бы создать дополнительный крен. Но стоило мне натянуть таким образом канат, как стало ясно, что якорь находится слишком близко, и таким образом я его просто вытяну, и тогда мне придется заводить его снова. Оставалась старая-добрая шкотовая лебедка, с которой мы и принялись работать, проклиная тот час, когда вообще решили сюда зайти.
Дело шло с огромным трудом. Временами мне казалось, что лодка стоит на месте, но канат при этом, постоянно путаясь и закусывая, вытягивался. Я даже заметил, что уходит он совсем не туда, куда уходил в начале, и это значило, что яхта все-таки как-то перемещается в пространстве, а якорь, по всей видимости, стоит неподвижно. К рукоятке приходилось прилагать неимоверные усилия, что мне даже казалось, будто либо лебедку, либо рукоятку вот-вот вырвет. Но настал момент, когда мы вдруг перестали биться килем в дно. Победа!?
Увы, но в возникшей при этом заминке нас опять снесло куда-то — в тумане я не понимал, куда именно, и скоро мы опять сели. Канат теперь уже уходил совсем под киль, что казалось, будто теперь не хватит никаких сил чтобы его вытягивать. Я совсем упал духом, но Наташка продолжала остервенело дергать лебедку своими слабыми руками. Глядя на это я снова взял себя в руки, отогнал ее, и принялся тянуть ручку более аккуратно. Через несколько минут яхта вновь свободно подпрыгивала на глубокой воде, канат был встегнут в стопор, я уже заводил неподдающийся мне мотор, и оставалось только выдрать из песка намертво засевший в нем якорь. Мы были почти свободны, и от свободы полной нас теперь отделяли только несколько сотен метров коварной промоины, на которых я уж точно постараюсь более не допускать ошибок.